Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

С утра день выдался туманным и мглистым. Позднее туман поднялся, явил взору путников дальние вершины Баканаса, Казбалы, но солнце не проглянуло. По серому небу побежали к северу быстрые тучи, похожие на горбы огромного стада верблюдов. Но в небе иногда появлялись недолгие белесоватожелтые просветы, словно бы обещавшие скорое вёдро. В воздухе стоял бодрящий легкий морозец без ветра.

Абай, поручив племяннику быть ведущим, ни о чем не беспокоился в пути и, не оглядываясь вокруг, весь ушел в думы и воспоминания. Они были сладки и печальны, светлы и пасмурны - ведь в этих местах, на Ботакане, прошли годы его детства и отрочества. В душе его проснулась благодарная любовь к умершей бабушке Зере, к матери Улжан. Проезжая краем долины Ботакана, по месту стоянки аулов, безошибочным взором детской любви узнал ложбинку, где много лет назад находилась их белая Большая юрта. Именно здесь, на этом месте, он ощутил свой человеческий разум и впервые понял, что уже способен на большие взрослые дела...

Был жаркий полдень, когда Абай и Ербол, еле живые от усталости, вернулись с поминального аса Божея. И мама Ул-жан положила их отдыхать в отдельной юрте, и они, почти не спавшие три дня и три ночи, рухнули на приготовленные для них постели и мгновенно уснули мертвым сном. А когда через двое суток проснулись, его милые матери закололи ягненка и преподнесли ему - на блюде, как взрослому джигиту - голову барана. Ему было тогда шестнадцать лет, и все это случилось здесь, в этой припорошенной белым снегом холодной долине Ботакана.

Здесь перед ним витает дух и образ старенькой бабушки Зере - ему представляется, что стоит только закрыть глаза и протянуть руки, как они охватят сухонькую, легкую руку ветхой старушки. Ее негнущиеся, скрюченные от болезни и старости пальцы гладят его по голове... Он не заметил, как слезы навернулись на его глаза. Призвав священный аруах своей бабушки, Абай прочитал молитву из Корана и просил Бога благословить и упокоить ее душу. Помолившись, провел ладонями по лицу и просветленными глазами посмотрел вокруг.

Правоверные читали молитвы на могилах, за дастарханом или в установленные дни, такие, как айт, но Абай молился всякий раз, когда давно усопшая бабушка ясно представала перед его внутренним взором, вот как сейчас, и он начинал сильно тосковать по ней, ощущая с пронзительной болью утраты, что ее уже нет на земле. Обернувшись в седле, он долго смотрел назад, на предзимнюю заснеженную долину Карашокы, на убеленные горы Казбалы, с ясной мыслью: «Надо запомнить, как они выглядят зимой!»

Воспоминание о летнем дне в Ботакане пробудило в его памяти еще одно давнее, незабываемое, далекое.

В облачном небе воссиял лучезарный облик возлюбленной юности Абая - Тогжан. Вон там, на одном из невысоких холмов Ботакана, стоял он, и к нему прискакал друг Ербол, принес чудесную весть от Тогжан. Затем была поездка в Жанибек, и возвращение. Было свидание в зарослях прибрежного тальника, страстные поцелуи с любимой при луне, ночь шорохов листвы и трав, ночь шепотов из уст в уста, - все это в один миг проснулось и ожило в душе Абая. Воскресшие мгновения счастья, воссиявшие в памяти картины той лунной ночи в Жа-нибеке, - уйдя в эти томящие душу миражи прошлого, Абай не представлял, где он сейчас находится, куда едет по этой заснеженной степи. Он словно впал в какое-то продолжительное беспамятство. Закрыв глаза, он словно читал книгу несбыв-шейся мечты, написанную кровью сердца. Тяжко вздохнув, он снова оплакивал в душе утрату своей Тогжан.

Непонятно было, сколько прошло времени в этом безумстве грез и мечтаний - и вдруг подлинная жизнь ворвалась в этот мир фантазий. Абай вздрогнул. Его словно пробудили от сна, где он находился в объятиях любимой. Он пришел в себя.

Конь его стоял. Рядом были спутники, лошади их также стояли на месте, сбившись в кучу. Дул сильный ветер, разносивший мелкий снег, белесая мгла закрыла дали. Всадники и кони старались встать спиной к ветру, вокруг них взвихривался, словно дымился, белый снег. Абай не заметил, как сильно изменилась погода. Он встревоженно спросил у Шаке:

- Что это? Поземка? Или буран?

- Сам не пойму. Снег валит сверху, закидывает снизу. Круговерть какая-то.

- Только бы не заблудиться. Оу, парень, ты уверен? Правильно мы едем? - спросил Ербол у юного Шаке.

Но у того уверенности не было. Поэтому он и остановился, чтобы посоветоваться со старшими.

- Для попавших в буран проводник - ветер. Надо было по ветру определить, как двигаться к Карасу Есболат. Но мы ехали по знакомым местам, и я не следил за ветром. Немного задумался - вы же знаете, степь водит. Когда долго едешь, всегда задумываешься. И даже не заметил я, откуда пришел ветер. Может, вы заметили, ага? - неуверенным голосом спрашивал Шаке у Абая.

Но Абай всех удивил, спрашивая:

- Е, а ветер-то когда начался? - он говорил, словно только что проснувшийся человек.

Синеглазый, с красным от холода лицом, Баймагамбет прыснул в кулак, глядя на Абая. Выяснилось, что только он один из четверых проследил, с какой стороны пришел ветер, и смог определить, какого направления надо держаться.

- Надо ехать так, чтобы ветер дул в лицо чуть справа. Тогда и не упремся в какое-нибудь ущелье.

Однако Шаке не согласился с ним.

- Тебе показалось, что ветер пришел справа. Он начал дуть прямо в лицо, нам теперь так и надо ехать. Чтобы ветер - прямо в лоб коню.

Заспорили. Тогда Шаке обратился к старшим:

- Если будем стоять здесь и разбираться, то совсем собьемся с дороги. Надо ехать. Или ведите сами, или дайте мне вести. Я уверен - ехать надо против ветра! Решайте скорее, стоять на месте нельзя!

Абай видел, что Шаке среди них - самый решительный, и он положил, что надо довериться ему. Абай больше не колебался. Он невольно залюбовался мужественным юношей.

- Айналайын, Шаке, полагаемся на тебя. Трогай коня, мы за тобой!

- Тогда надвиньте поглубже тымаки, и вперед! Укутайтесь хорошенько! Надвигается большой буран!