Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

Вам, чтобы получить воздаяние за свои мучения... Неужели Вы хотите, чтобы я уехал в чужие края так и не попрощавшись с Вами? Увы, но какая судьба будет ждать отчаявшегося и безнадежно влюбленного Валькура? И кто меня утешит? Если Вы меня действительно любите, пожалуйста, сделайте так, чтобы матушка разрешила нам встретиться на прощание — короче говоря, я смиренно прошу вас обеих оказать мне эту услугу, вас обеих я хочу обнять или уйти в мир иной.

Письмо шестьдесят второе

ГОСПОЖА ДЕ БЛАМОН — ВАЛЬКУРУ

Париж, 20 марта

В двух льё от поместья, где намереваются провести лето Ваши подруги, между Орлеаном и Вертфёем, у лесной опушки располагается деревушка, называемая O-Шен. Рядом возвышается одинокий холм, с хижиной на вершине. В хижине живет пожилая женщина, у которой есть дочь по имени Колетт — подруга Алины, мы о ней прошлым годом как-то с Вами говорили. Мы нашли в лесу несчастную Софи, когда возвращались домой после посещения этой хижины. Будьте у этой женщины пятнадцатого апреля между тремя и четырьмя часами; советую Вам переодеться в костюм охотника. Хозяйка хижины будет мной предупреждена; там Вы увидите двух женщин, которые горячо Вас любят, повстречаетесь с подругами, уступившими Вашим настоятельным просьбам, несмотря на великие опасности, окружающие нас. Мы выезжаем из Парижа первого апреля. До этого времени сохраняйте свое инкогнито. И главное, побыстрее бегите из Парижа, ибо с каждым днем, проведенным здесь, Вы рискуете все больше и больше... Надеюсь, что после встречи с нами Вы продолжите свое путешествие и незамедлительно покинете пределы Франции. Прощайте.

Письмо шестьдесят третье

АЛИНА — ВАЛЬКУРУ

Париж, 20 марта

Вот и отлично! Моя любимая матушка... я должна вечно ее обожать... Посмотрите только, что она для меня сделала. Я увижу Валькура благодаря ее трудам, именно ей я обязана этой милостью. Ваша нежная Алина, не помня себя от счастья, ныне колеблется между двумя чувствами, переполняющими ее сердце: между любовью и признательностью. Но, друг мой, как коротка будет наша радость... и какие ужасные мучения, возможно, за ней последуют. Ах! Поверьте мне, предстоящая разлука меня печалит не менее, чем Вас; я не могу спокойно думать о будущем; да, раньше нам не позволяли встречаться часто, но мы, по крайней мере, жили в одной стране, дышали одним и тем же воздухом; теперь же нас будут разделять страшные преграды!

О! Как перенести такую долгую разлуку? Чем больше я об этом думаю, тем запутанней кажется мне выход из сложившейся ситуации. За время Вашего отсутствия все может случиться! Раньше я постоянно ощущала Ваше присутствие, хотя мы и жили под разными кровлями, надеялась побороть страдания... А кто теперь вдохнет смелость в мое сердце? Где будете Вы, тот человек, ради кого я существую, мой защитник и покровитель? О Валькур! Только не делитесь со мной мрачными предчувствиями, я и так ими ежедневно терзаюсь... Долой печаль! Уезжайте, если это необходимо, уезжайте и помните о том, что я Вас люблю. Я последую за Вами, душа моя полетит за Вашей каретой; мысленно я преодолею горделивые вершины Альп, вечно покрытые седыми облаками. А Вы, добравшись до вершин этих величественных гор, обернитесь и посмотрите на Францию, раскинувшуюся у Вас под ногами, ведь там осталась Ваша любимая Алина. И тогда Вы скажете: «В той стороне живут две женщины, которые меня любят, волнуются за мою судьбу и ждут не дождутся того счастливого часа, когда я снова окажусь в их объятиях, — такого сладостного часа...»

О Друг мой, похоже, завистливый рок не даст нам возможность насладиться счастьем... все наши планы — пустые фантазии; не лучше ли нам, как я Вам не раз это говорила, уповать на загробное воздаяние, на которое только и может рассчитывать добродетель?

Какими жалкими, друг мой, представляются мне люди, отвергающие соблазнительные утешения христианской веры, ведь они, даже страдая от злодеев, не в праве облегчить свою душу, например, такими словами: «Когда-нибудь справедливый Господь вознаградит меня за мучения, перенесенные в юдоли скорби; моя измаявшаяся душа успокоится в раю, врата которого всегда открыты для безвинных страдальцев».

Простите мне мою дерзость, но я считаю веру в Высшее Существо величайшим даром природы; идея Бога — драгоценнейшее достояние нашей жизни; раздумья о Господе доставляют нам истинное облегчение... Какой варвар осмелился впервые отрицать существование Бога? Жестокосердный! Он лишил сам себя сладчайшей надежды на воздаяние, по собственной воле заточил острие меча, оказавшегося в руках у тирана, вооружил противников справедливости, обесценив человеческую добродетель, он проложил путь разнообразнейшим порокам; увлеченный ложным учением, он вырыл себе яму, куда ему суждено низвергнуться. Кто ты, из какого сословия, несчастный, заявляющий, что нет Бога, который покарал бы нечестивцев и вознаградил бы людей добродетельных? Быть может, ты богач? Или облеченный властью вельможа?

Все равно, дрожи от страха, трепещи: ты сам сломал основное звено в цепи, сковывавшей твоих подданных... Рабы, перестав верить в Бога, начинают тяготиться своим ярмом; им кажется, что теперь они немногим рискуют, и вот они уже радостно вонзают кинжал в грудь надменного господина, думавшего, что его правление будет продолжаться вечно. Или же ты прозябаешь в нищете, нечестивый последователь мрачной доктрины атеизма? Но кто поможет тогда твоей бедности? Кто смягчит твои страдания? Отняв у людей надежду на воздаяние за добрые дела, не рассчитывай на снисходительность. Ты жалуешься на то, что тебя заковали в цепи, сетуешь на несправедливость судьбы, и напрасно. Почему бы твоим мучителям не свирепствовать с удвоенными силами, раз они более не боятся небесного мщения?

Итак, унылый и отвратительный атеизм не приносит обществу ни малейшей пользы. Нет, я оговорилась, он чрезвычайно опасен и угрожает всем сословиям, подводит угнетателя, губит угнетенного; истинный философ сравнил бы увлечение атеизмом с чумным поветрием, когда зараженный моровой язвой воздух постепенно подтачивает жизнь легкомысленных жителей земли.

Мой друг, не сердитесь на меня за эти глубокомысленные рассуждения. Вы, вероятно, найдете мои взгляды излишне мрачными; но они облекаются в траур непроизвольно, все мои думы и фантазии безрадостны; когда я пишу Вам эти строки, то чувствую себя лучше, но избавиться от тоски я все-таки не в состоянии; слезы, капающие у меня из глаз, смывают выводимые мною буквы. Но почему я плачу? Зачем проливать слезы? Матушка меня обожает, у меня есть любимый, и скоро я радостно заключу его в объятия... И тем не менее я не могу удержаться от слез. Будущее закрыто от меня непроницаемым