Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

Перед тем, как начать рожать, О. попросила: погладь меня по лицу, погладь обеими руками, и когда я стал гладить, она сказала: у меня там всё расширяется. Ну да: любовь. Путь открыт.

Мне дали нехитрые ножницы, и я перерезал пуповину, как будто открывал еще непонятный самому новый жизненный путь. Тройка других женщин в халатах положила Масю на пеленальный столик, и она весьма лихо закинула руку за голову и посмотрела на мир с изумлением.

— Она что-то видит? — спросил я.

— Больше, чем мы с вами, — усмехнулись женщины в белом.

Дорогая Мася!

Мир крутится между простыми и жесткими полюсами «благодаря» и «вопреки». Этими словами меня снабдила история литературы. Мне было до тебя страшно и неуютно в этом декабре, когда меня пичкали несвежими новостями из серии бредового dѐjávu. Я даже в какой-то момент был близок в отчаянию, и не только «благодаря» погоде за окном и низким небесам, не обещающим будущего, но и по той простой причине, что в эти дни сильно болела наша семейная кошка Настя и было невыносимо видеть, как она шатается при нетвердой ходьбе, и любимая (теперь уже старшая) дочка моя, 12-летняя Майка, плакала, глядя на кошкины страдания.

Но твое рождение, Мася, — преодоление безнадеги. Хочется, конечно, бежать. Бежать из большого города и куда-то спрятаться. Спрятаться, чтобы лучше тебя разглядеть. Твой дед — не прадед, не прапрадед — он родился в 1920-ом году — был светлым и обаятельным человеком, несмотря на ужас, который царил вокруг. Он даже по своей работе в сталинском Кремле был частью этого ужаса, но в конце жизни он оттолкнул от себя этот бред. Можно ли жить в бреду? В бреду рождаться? Но мы говорим жизни «да!» вопреки всему. Благодаря тебе, Мася.

66. Запах сладких роз

Через несколько горных дней мы со Ставрогиным явились к Великому Гопнику. Я сел в солнечной, пахнущей прогретой древесиной приемной, а Ставрогин куда-то сбежал. Сидел час. Еще полчаса. Наконец Ставрогин явился, вид у него был ошарашенный.

— Нас ждет сюрприз, — таинственно прошептал он.

— Есть запретные темы?

— Его рост и спортсменки.

С этими словами мы вошли в кабинет с тяжелыми, плотными шторами. Великий Гопник все меньше и меньше жил в Москве. Зачем там жить? Там нет снежных гор.

— А внизу, за шторами есть море? — пошутил я.

— Всё есть, — усмехнулся хозяин. — Так что же… Глупость! А что это такое?

Это прозвучало как-то по-пилатовски. В кабинете стоял чудесный аромат роз.

— Упрощение, — механически ответил я.

— Я передумал, — с какой-то потусторонней интонацией сказал он. — Глупость есть.

Я промолчал.

— Глупость участвует в каждом коллективном действии, в любом мероприятии, она проникает в свадьбы, похороны, разные ритуалы, обычаи, традиции и привычки. Она живет в каждой песне…

— Так… так… — закивал я.

— Не такай!

Куда его занесло? Я стал нетерпеливо покашливать.

— Ты чего хрюкаешь? — напустился на меня Великий Гопник.

— Я покашливаю.

— Еще хуже.

— Извините! — я понял, что он меня сейчас выгонит.

— Если отказаться от глупости, станешь циником или одиноким. Все отвернутся.

— Вы — великий человек, — сказал я, — с вашей подачи слово гопникприобрело положительное значение. У нас теперь гопники— такой же передовой класс, как дворяне.

— Не спорю, моя заслуга, — с гордостью сказал Великий Гопник. — Благодаря пацанам я стал народным президентом.

— Культура — это, конечно, борьба с энтропией, но и игра с ней в поддавки, — сказал я.

— Для большого государства нужно бескрайнее пространство глупости. У нас процветает православный сталинизм. Верх абсурда? Пик глупости? А что вы хотите взамен? Люди часами стоят закрестом в Прощенное воскресенье у Матренки. Как и зачем их переделывать?

— Глупость вышла из берегов, — сказал я,

— Это там у них на Западе, — нахмурился Великий Гопник. — Это их глупость хочет войну.

— Причем тут война? — сказал я.

— Не спеши бороться с глупостью, — почесал он лицо. — Глупость сегодняшних демократий работает на нас. Северная Корея готова состязаться с США. Глупость Запада подарила нам Крым. Так поставим глупости в храме свечку!

«Это верно, — подумал я. — Мне рассказывал однажды в Гданьске Туск: Европа чуть было не обосралась. Только треть стран решилась после Крыма бросить вызов Кремлю. Ржавый механизм заскрипел».

— Я говорю об эпидемии глупости, — объяснил я. — Она разливается по миру. Вирус, который убивает. Глупость уничтожит человечество.

— Тебе что, больше всех надо? Россию глупостью не испугаешь. У нас есть свой Иван-дурак.

— Это фольклор. А я говорю о реальной эпидемии…

— Слушай, это была аморальная страна… — Великий Гопник тускло посмотрел на меня. — Ее можно спасти только строжайшей религией. И при этом эпидемию глупости некоторые называют русской болезнью.

В кабинете повисла тишина. Ставрогин притаился. Я видел, как у Великого Гопника заходили желваки, они так яростно заходили, что мне показалось, они издают какой-то продолговатый, тягучий звук. Желваки заполнили все лицо Великого Гопника, оно кишело желваками. У него стала подрагивать правая рука. Прошло минуты три.

— Я слышал, что это название придумали вы, — наконец со скучным видом произнес Великий Гопник.

— Русская болезнь— это художественный вымысел, — сказал я.

— Но вы правы! — неожиданно воскликнул Великий Гопник. — Только благодаря глупости я сижу здесь перед вами. Я — гопник с галеры. Гоп-стоп! — он шлепнул себя по ляжкам.

Я, пораженный, снова замолчал.

— Не было бы глупости, кем бы я был? Питерским майором?

Ставрогин в ужасе смотрел на него. Великий Гопник, напротив, развеселился.

— Так что же, вы нам советуете перекрыть источник глупости, интернет?

Все знали его особенность ловко насмехаться над собеседником.

— Причем тут интернет! — попался я на крючок.

— От глупости нет вакцины, — осклабился Великий Гопник.

Как же он изменился с тех пор, когда я видел его в Париже! Не только взгляд, но и сам он стал мучнисто-стеклянным.

— Я — ничто без этой могучей русской глупости, — заявил диктатор.

— Давайте посмотрим на карту, — сказал я. — Глупость идет по прериям Штатов, по Среднему Западу, где у нее всегда было много явных и тайных союзников. Глупость взбунтовалась и лавой выплеснулась в Великобритании, стране умеренной и до недавних пор не замеченной в любви к глупости…

На лице Великого Гопника выразилось сомнение.

— Глупость штурмует Францию, где популярная ксенофобская партия…

— Мне нравится такая партия! — заявил Великий Гопник. — Это еще одно свидетельство, что либерализму пришел конец.

— Глупость обрушилась на Германию и Австрию, заставляя население считаться с неонацистами.

— Там всегда их было полно, недобитых, — пожал плечами Великий Гопник.

— Глупость хлынула в Восточную Европу. Там в советские времена шла антиселекция