Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

— Так называемые поляки! Нам в плюс! — обрадовался за шторами Маленький Ночной Сталин.

Я вспомнил, как у Булгакова Шариков по старой памяти ненавидел кошек. Вот так же Великий Гопник ненавидел поляков, которые мешают разорвать в клочья Европу, протиснуться в дамки, разделив мир по-пацански. На поляков он повесил и Вторую мировую, и антисемитизм, и все на свете.

— Но что значит нормальная жизнь? — продолжал я. — Развитие капитализма входит в противоречии с пацифистской этикой наших дней. У капитализма — по крайней мере в сегодняшнем его виде — нет морального основания, только экономическое, а значит нет будущего. Об этом во весь голос говорит черная Америка.

— Золотые слова! — оценил Великий Гопник.

— Нужен новый Бог…

— Новый? Не дай Бог! Достаточно старого, — стремительно, по-спортивному отреагировал Великий Гопник. — Патриарх будет недоволен!

— Но мы имеем дело с системной глупостью, которая убивает людей!

— Вот вы называете это поняткой, — кивнул Ставрогин, — а мы считаем это высшим разумом.

— Но такой высший разум и современный мир несовместимы.

— Пока мы в Кремле, — вышел из-за штор Маленький Ночной Сталин, — страна может спать спокойно.

— Глупость будет всегда, — добавил Великий Гопник в красивой белой рубашке с расстегнутым воротом, — но я подумаю!

— С уничтожением России жизнь на земле станет предельно скучной, пресной и тупой, — подхватил Ставрогин.

— Мы живем в изоляции, в сторонке, без союзников и друзей, — посетовал я.

— Да ну, брось! — разозлился Великий Гопник. — Какая на хрен сторонка! Мы — центр мира. Нам все завидуют. Друзья завидуют, враги завидуют. Ненавижу предателей, так бы и задушил своими руками. Мы живем лучше всех. Почему? Потому что мы сами лучше всех! Вокруг нас вращаются звезды, солнце, планеты, луна! Все вращается или со свистом проносится. Все страны и народы. Проносятся. Всякие подлые партнеры вращаются, мечтают завоевать, превратить в свою колонию. У каждого нашего мужика есть не только курица, но и индейка. Со времен еще Екатерины Великой. У каждой семьи свой сортир. Страна незаходящего солнца покрыта 39 миллионами дощатых сортиров, с нарезкой районной газетки для подтирки, а если нет, то можно и пальцем. Так победим!

— Причем тут сортиры? — растерялся я.

— Я не мыслю себя без России, — посмотрел мне в глаза Великий Гопник.

— А Россия не мыслит себя без вас, — вставил Ставрогин.

— Постой! Ты чего! Я тебе не колхозник Лука… — и снова ко мне: — Ну чего вы все жалуетесь! Вы посмотрите — магазины полны жратвы. На прекрасных дорогах лучшие иностранные автомобили. Москва, Питер — лучшие города в мире! Народ отдыхает на мировых курортах… Что вам еще надо?

— Свободы! — пробормотал я.

— Свободы? — иронически воскликнул Великий Гопник. — А что же вы отказались создать и возглавить либеральную партию? Он что — вам этого не предлагал?

Я молча взглянул на Ставрогина. Тот ответил мне каким-то нехорошим, жалостливым кивком.

— Ну, что скажете? — наседал на меня Великий Гопник.

Я знал, с гопниками не спорят. Любой спор окончится их победой. Это я еще по детству знал. Аэтотбыл тем более опытный переговорщик. Глыба. Но все-таки я сказал:

— Мне кажется, что вы и свобода — это как-то несовместимо…

— Так зачем ты пришел сюда? — презрительно отмахнулся от меня Великий Гопник. — До свидания!

Запах сладких роз был божественным.

Аудиенция завершилась.

67. Мася

Лицо новорожденной было совсем моим. И сразу же напомнило мне мою маму! А еще — моего блудного папу.

А когда вторая команда врачей — педиатры — стали ее пеленать, она закинула левую руку за голову, как будто на пляже.

Впрочем, я повторяюсь. Но мне плевать!

Она совсем не похожа на Артура.

— Ну как я выглядела спереди? — спросила бледная Катя, лежа на высоких подушках с раскинутыми ногами. — Порнографично?

Это было еще то зрелище. Я сидел прямо перед раскрытыми ногами. У нее все было раскрыто с какой-то дичайшей откровенностью и беззащитностью. Попа — тоже. Как будто дюжина арктических гиперборейцев только что засадили ей свои прославленные приборы.

— Да нет, — сказал я. — Порнография на время полностью вырубилась.

— Я так и знала. Рожать детей иногда интереснее, чем заниматься порно.

Артур ждал в коридоре. Он нервно ходил туда-сюда. Бедный Артур-два-процента. Дочка — моя! Он поймал меня за руку.

— Мы забыли, сказал он, что жизнь — хрупкая штука. Эпидемия глупости напомнила нам, что смерть — это член общества, она живет среди нас.

Он не сказал «береги своих девочек!», ему был чужд пафос, но он явно об этом подумал.

— Спасибо, — сказал я. — Давай приезжай как-нибудь на дачу, вспомним прошлое.

— О, да!.. — ему хотелось высказаться. — Раньше в старые времена телесная измена была сильнее морального переживания, а теперь все наоборот. Никакого значения не имеет телесная близость, потому что она уже и не близость. Произошла банализация гейских страстей, но зато потеря Алины для меня вечная мука… Я тебе никогда не говорил, что Алина, генеральская дочка, была одержима идеей саморазрушения. Понимаешь? Я застал ее при чтении аптекарских книг о быстро действующих ядах. Зачем ты это читаешь? Она молчала. Она искала способ так умереть, чтобы не откачали. Тройка, семерка, туз. Найти такую беспроигрышную комбинацию таблеток… Зачем она это сделала? Я так с ней не договаривался.

Я вспомнил, как на Куршской косе мы копали могилу у березы. Это надо выкопать много земли, чтобы похоронить человека.

68. Изнанка материнства

Время перевернулось. Пошло в раскоряку. За все детство девочка ни разу не задала О. ни одного глупого вопроса. Она была феноменальна. Но О. разочаровалась в материнстве. Она решила: ее надул материнский инстинкт. О. прокляла материнство — оно было утомительным, однообразным, изнуряющим. Она рычала, когда девочка кусала ей соски и множество раз по ночам требовала сисю, она трясла ребенка что есть силы и называла еестервой. Ее тошнило от сказок о счастливом материнстве. Она была уверена, ребенок издевается над ней.

69. Метафизический тупик войны

Никто, пожалуй, не обратил внимание на то, что с начала русско-украинской войны, которую в России запрещено называть войной, на самом деле случились последовательно не одна, не две, а целых три войны. Цели и задачи военных действий со стороны России подверглись со временем столь радикальным переменам, что говорить об их преемственности не имеет никакого смысла.

Идеологически зигзагообразная военная конструкция, похожая на извивающуюся змею, рождена тем, что сам ее замысел с самого начала был упорно скрыт не только от всего мира, но даже от кремлевских элит. В план