Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

Дольбур выбежал из комнаты, и час спустя он был уже далеко от замка.

Господин де Бламон оказался не столь впечатлителен, как его товарищ. Потеряв друга, он рассвирепел еще сильнее, нежели когда узнал о смерти дочери. Он снова обрушился на меня с упреками, обвинял меня в халатности. Он кричал, что Алину успели бы спасти, если бы я за ней внимательно следила. Оправдываясь, я напомнила президенту, что он сам категорически мне запретил входить ночью в комнату мадемуазель. Но я посмела нарушить этот приказ и провела с Алиной часть ночи, пока молодая госпожа не приказала мне ее оставить.

Не помня себя от ярости, президент выскочил за дверь, но скоро вернулся — на этот раз вместе с пожилой дамой и аббатом. Служитель Церкви, жеманно пощипывая свое жабо, назвал поступок Алины ужасным и затем добавил, что необходимо выяснить причины, заставившие невесту Дольбура расстаться с жизнью. Он посоветовал арестовать сообщницу, которая выдаст правосудию остальных участников возможного заговора Президент и аббат, отойдя в угол, о чем-то шушукались друг с другом.

Пожилая дама тем временем прочитала предсмертную записку Алины и внимательно осмотрела тело. Очень взволнованная, она приблизилась к президенту.

«Сударь, — обратилась к нему она, — если вы согласитесь выслушать мои советы, то я подскажу вам мудрый и достойный выход из сложившейся ситуации. Положите Алину в гроб и отвезите его в Вертфёй, ведь несчастная просит похоронить ее рядом с матерью. Служанку также без лишнего шума надо отправить в Вертфёй: похоже, эта бедная девушка не имеет к смерти Алины никакого отношения. Прошу прощения, сударь, но если вы отвергнете этот совет — я последую примеру Дольбура и немедленно увезу мою дочь из вашего замка».

«Вот еще! Идите все вы к дьяволу! — отчаянно закричал президент. — Я вижу перед собой явное преступление и хочу добраться до его истоков; Жюли, это жалкое создание, одна могла бы выложить все начистоту, но она упрямо отмалчивается; не вижу иного выхода, как судить ее самому».

«Разумеется, — вторил ему аббат, — отличное решение, ничего более мудрого здесь не придумаешь».

«Я думаю иначе, — хладнокровно и твердо возразила дама, — если Жюли невиновна, она ни в чем не сознается; почувствовав себя в относительной безопасности, она даст правдивые показания, в обществе разразится жуткий скандал, и тогда вы вспомните о моих советах».

Президент что-то пробурчал себе под нос и вышел из комнаты; дама и аббат тут же последовали за ним. Я осталась одна, терзаясь печалями и горестями.

Как видите, сударь, мне пришлось сообщить Вам ужасные известия; как переслать Вам письма пока не знаю, но едва лишь подвернется верная оказия, я поставлю точку в моем послании.

Постскриптум Жюли

Президент, очевидно, внял советам пожилой дамы. В замке заканчиваются приготовления к поездке в Вертфёй. Гроб с телом Алины отвезут туда в закрытой карете; сопровождать карету будут лишь кучер и я; на вопросы любопытных кучеру поручено отвечать, что господин де Бламон перевозит мебель в дом покойной супруги. Вы не должны опровергать эту ложь. Президент, зная, что я вам писала, и дав мне возможность передать Вам мое письмо, просит Вас дождаться нашего приезда, не покидать Вертфёй и принять на себя те же хлопоты, которыми вы занимались в дни похорон госпожи де Бламон, пока тело Алины не предадут земле. Итак, Вы скоро встретитесь со своей несчастной подругой... но какой горькой окажется эта встреча! Предполагали ли Вы такой исход?

Кстати говоря, я сделала из моего дневника краткие выписки, которые переслала бы Вам вместо настоящего дневника, пожелай президент просмотреть эти бумаги, но он отнесся к моим записям равнодушно, и я высылаю Вам первоначальный, полный вариант дневника.

Прощайте, сударь, ибо меня душат рыдания. С глубочайшим почтением остаюсь верной Вам.

Жюли.

Постскриптум. Детервиля,

обращенный к Валькуру

Я ожидаю... Надо отдать последний долг моей любезной подруге, оросить крышку ее гроба горькими слезами отчаяния. Посылаю тебе невеселый дневник Жюли и последние письма Алины. Перечитывая их грустные послания, ты вечно будешь терзаться жесточайшими мучениями. Ты пережил свою возлюбленную... Тебе остается лишь оплакивать ее судьбу и посвятить свою жизнь печальным теням прошлого. Я не позволю тебе предаваться каким-либо развлечениям... И если ты, несмотря на мой совет, осмелишься появиться в свете, я скажу: «Валькур недостоин Алины, а значит, Детервиль ему более не друг».

Письмо шестьдесят девятое

АЛИНА — ДЕТЕРВИЛЮ[89]

Замок Бламон, 29 апреля

Сударь, поступок мой, очевидно, вызовет у Вас удивление, но уверяю Вас, у меня не оставалось иного выбора. К сожалению, я не могу воспользоваться Вашими советами, которыми Вы с присущим Вам благородством со мной поделились; Жюли подтвердит, что сейчас из замка бежать совершенно невозможно, а я не желаю жертвовать своею честью и Вашим добрым обо мне мнением ради того, чтобы получить от президента свободу в обмен на постыдные услуги.

Убедительно прошу похоронить меня подле моей матери, памятуя ее последнее желание. Если жестокосердные мучители мои откажут мне в этой милости, сударь, умоляю Вас любой ценой добиться выдачи моего тела. Мне пришлось испить чашу страданий до дна, и после смерти я имею право рассчитывать на незначительное к себе снисхождение.

Письмо, вероятно, будет передано Вам раньше, чем траурная карета приедет в Вертфёй. Попрошу Вас вложить в гроб моей матери адресованное ей письмо, второе же перешлите Валькуру. Сударь, скажите ему, что я предпочла добровольную смерть измене. Валькур щепетилен в вопросах чести и поймет меня. Я должна либо наложить на себя руки, либо окунуться в грязный разврат... Могла ли я колебаться?

Сударь, напоминайте иногда обо мне моей дорогой Эжени и ее достойной уважения матери; если они будут порицать мой поступок, Вы, смею надеяться, меня защитите. Пусть о добром имени Алины позаботится искренний и предупредительный друг, и, пожалуйста, ничего не рассказывайте Вашим близким о президенте: несмотря на его ужасные пороки, волей природы я обязана испытывать к нему некоторое уважение.

Сударь, сколько добра сделали Вы мне и моей матери! Не хотелось бы утруждать Вас многочисленными просьбами! И тем не менее умоляю Вас позаботиться о моих похоронах, окажите мне эту последнюю милость ради нашей чистой дружбы, которой Вы клялись столько раз в прошлом.

Вспоминаете ли Вы те восхитительные зимние вечера, когда мы собирались в нашем парижском доме для мирной беседы? Моя матушка, Валькур, Ваша милая супруга и я сидели у камина...