Kasha. Бессистемный сборник рассказов - Олег Владимирович Батухтин

Позже я не один раз пытался отыскать ломбард. Но сколько бы раз я не ходил к закоулку, что между чебуречной и рядовым офисом кредитной организации, табличку «Этот чудесный хлам» я больше никогда видел. Я с бессмысленным взором оглядывал лишь заколоченную дверь, за которой оказалась грязная комната, заполненная битой черепицей и прочим мусором.

Наверное, этот визит в ломбард был последним чудом в моей жизни, которую можно охарактеризовать простым словом «хлам».

Монденная беседа

– Зло проистекает из неправильности или отклонения от идеальных форм, – глубокомысленно заметил Генрих Гиммлер и, словно придавая значимости своим словам, сделал глоток из пузатого коньячного бокала.

Влад Цепеш покрутил усы и отсалютовал деревянным кубком.

– Вы цитируете Платона, рейхсфюрер, – граф стер ладонью красную каплю в уголке рта, – это прописные истины. Мне казалось, вы должны были уже сделать какие-то свои выводы, Генрих.

Гиммлер в смущении поправил очки и опустил взгляд в свой бокал, он словно вдруг захотел досконально изучить пряную янтарную жидкость.

– Господа! – подал голос Жиль де Ре, – ваши будущие выводы совсем не дидактического характера.

Со всех сторон послышались одобрительные восклицания гостей и участников светской беседы.

– К чему вы ведете, барон? – подал голос Калигула.

Жиль де Ре вальяжно протянул руку к бутылке с шампанским и сделал внушительный глоток. Игристая пена потекла по его иссиня-черной бороде.

– Согласно вашим же мыслям, – барон тихо рыгнул, – когда что-то отклоняется от своей истинной природы или идеи, оно становится менее совершенным, так? Злообразным, да? Тогда как быть с истинным злом? Оно должно быть совершенным, и отклонение от оного должно быть еще большим злом? Или все-таки добро? Кто ответит мне на этот тупиковый вопрос? Граф?

Влад Цепеш покачал головой.

– Ох, Жиль, а вы настоящий философ, – истерично захихикала Тифозная Мэри. У нее в желудке бурлило уже несметное количество ямайского рома. Девушка единственная из всей компании выглядела пьяной.

Калигула окинул девушку взглядом полным презрения. В ответ Мэри похабно подмигнула, и бывший император Рима поспешно отвернулся.

– Можно вставить свои пять копеек, товарищи? – вежливо поинтересовался Иосиф Сталин.

Гиммлер почтительно кивнул.

– Разумеется, товарищ генсек, – ответил Григорий Распутин, – у вас что ни реплика, то по существу. Что ни манифест, то в самое сердце.

Атилла расхохотался, а Мэри картинно прикрыла аккуратные ушки.

– Зло – это такое условие, – медленно протянул Сталин, – которое нарушает и противоречит нравственному закону.

– Или категорическому императиву, – добавил Гиммлер.

– Спасибо, дорогой, – кивнул Сталин, попыхивая трубкой.

– Абстрактные понятия тут излишне, – встрял в диалог Атилла, – зло, например, в моём мече. Истинное зло.

Варвар обнажил клинок и потряс им над головой. Представление вызвало всеобщее одобрение, послышались крики, тосты и звон бокалов.

– Я разделяю понятие зла на два слоя, – сказал Распутин, – допустим, физическое зло и моральное зло. Физическое зло – это разные несчастья, которые могут случиться с человеком. Болезни, голод и так далее. Но! Физическое зло не является нравственным злом, так как оно не связано с преднамеренными действиями человека.

Распутин влил в себя рюмку водки и занюхал её бородой.

– Моральное зло, – продолжал царский целитель, – берет свое начало в нарушении нравственного закона. Или принципа, как скажете.

– Но кто пишет эти нравственные законы? – спросил Калигула.

Риторический вопрос повис в воздухе.

– Не думаю, что зло необходимо связывать с моральными категориями, – прервал молчание Влад Цепеш, – зло сопряжено с волей к доминированию. Любое действие становится злом, когда не знает рамок и плюет на моральные нормы…

– Зло – это вам объективная реальность, – перебила речь Влада Тифозная Мэри, – это итог символической ценности в современном обществе потребления.

– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите, – покачал головой Атилла.

– О, мой невежественный друг, – Жиль де Ре ласково похлопал варвара по плечу, – более приземлённые темы вам ближе. Понимаю! Я тоже люблю темы физического воплощения зла грехопадения. Для меня зло – это женские стоны и красные ссадины от кнута!

Слушатели покивали в знак согласия. Барон осмотрел свои безукоризненные ногти и продолжил:

– Я всегда был художником во всем. Взять хоть секс. Какое значение имеет сам половой акт? Я всегда пытался донести до своей челяди, что самое главное – это прелюдия, эпиграф, полный боли.

– Боль и секс? – спросил кто-то.

– А вы едите мясо без соли и специй? – усмехнулся Жиль де Ре.

– В целом, я с вами согласен, ваше благородие – согласился Андрей Чикатило, – шлюхи заслуживают такой прелюдии.

– Выпьем за боль! – барон поднял бокал.

Чикатило радостно наполнил ряд пустых фужеров шампанским. Бутылка опустела, и он отшвырнул ее к куче пустых собратьев. Гости дружно стукнулись богемским стеклом.

– Боль – это, конечно, здорово, но массовый геноцид… – мечтательно сказал Гиммлер, – это совсем другой уровень. Зло иного плана.

– Много боли… – согласился Жиль де Ре.

– Естественно, – с жаром кивнул рейхсфюрер, – однажды я сам провел расстрел. Помните, герр фюрер?

– Я-я, – донесся откуда-то голос Адольфа Гитлера.

– Это было прекрасно. Смотри: стоят враги нации вдоль стены, головы в мешках, вид, скажем так, подавленный. И представь, ты достаешь пулемёт Шмайссера, нажимаешь на курок и слушаешь стрекот очереди. Какие причудливые рисунки остаются на белых стенах! Импрессионизм!

– А что такое «шмайссер»? – поинтересовался Аттила.

Генрих Гиммлер удивленно посмотрел на собеседника.

– Как что? Пистолет-пулемет, конечно же!

– А-а-а. Ясно, – неуверенно согласился Аттила и слегка покраснел, – но я лично никогда бы не доверился никакому «шмусеру». Вот добрая сталь – это да! Знаете, если хорошо заточить саблю, то она может одним махом перерубить дерево. О хрупком человеческом хребте я вообще молчу. Как-то раз я рубанул одного мужика по шее. Так, не поверите, голова в воздухе кругов пять сделала! Рубить – это тоже искусство.

– За искусство, – сказал Калигула, открывая бутылку и наполняя бокалы вином.

Гости потеряли счет выпитым бутылкам, а хмель почти не чувствовался. Мэри громко смеялась над шутками собравшихся и с горящими глазами слушала традиционное хвастовство мужчин. Иногда она вносила и свою лепту в разговор, томно поглядывая на барона Жиля де Ре.

– Барон, я тоже всегда любила секс, – кокетливо ввернула Мэри. Она громко икнула, словно подтверждая свои слова, – меня перетрахала почти вся Франция.

Жиль с отвращением отвернулся, он всегда предпочитал здоровых женщин больным.

Вечеринка шла полным ходом, непонятно откуда доносилась музыка. Иногда это был Бах, а иногда Бетховен, но чаще всего играл Моцарт. Бутылки с виски, водкой, шампанским, вином сами появлялись на столе. О таких шикарных напитках смертные могли мечтать только