Приключения трех джентльменов. Новые сказки «Тысячи и одной ночи» - Фанни ван де Грифт Стивенсон

– Вот, сударыня, – молвила она, сделав мне издевательски низкий реверанс, – извольте получить счет. Не соблаговолите ли немедля его оплатить?

– Я заплачу вам утром, мадам, – отвечала я, – как положено.

Тут я взяла бумагу с горделивым и надменным видом, но внутренне трепеща.

Не успела я взглянуть на счет, как поняла, что погибла. Испытывая нужду в деньгах, я накопила долгов, и теперь они составляли сумму, которую я не забуду никогда: двенадцать фунтов, тринадцать шиллингов и четыре с половиной пенса. Весь вечер я просидела у камина, раздумывая, что же делать. Я не в силах оплатить счет; моя квартирная хозяйка не позволит мне унести сундуки, а лишившись имущества и денег, как я смогу найти другой приют? Если я не придумаю какого-нибудь выхода, то обречена буду три месяца прожить без крыши над головой и без гроша в кармане. Неудивительно, что я решилась немедленно бежать, но даже тут столкнулась с трудностями, ибо, едва собрав свои сундуки, поняла, что не могу поднять их, а тем более унести.

В сем затруднительном положении я, не медля ни минуты, накинула шаль, надела чепец и, окутав лицо густой вуалью, подалась на великое и суетное торжище, где в равной мере подстерегали опасности и улыбалась удача, иными словами, вышла на лондонские улицы. Уже наступила ночь, а поскольку погода стояла сырая и ветреная, прохожих, кроме полицейских, попадалось мало. Я сообразила, что, преследуя свою нынешнюю цель, стражей порядка должна избегать, и, едва завидев их мелькающие фонари, поспешно сворачивала в сторону и направлялась в другой переулок. Несколько несчастных женщин все еще бродили по тротуару, иногда мне встречались пьяные юнцы, возвращающиеся из кабаков, а то и хулиганы самого последнего разбора, затаившиеся в мрачных аллеях, однако никого, к кому я могла бы обратиться за помощью, и меня уже охватило отчаяние.

Наконец на углу я попала в объятия человека, которого можно было счесть джентльменом и который, судя по всем деталям его облика, от отделанного мехом пальто до благоуханной сигары, просто излучал довольство, даваемое одним лишь богатством. Хотя годы лишили меня былой красоты, я все еще сохраняю (или, по крайней мере, стараюсь уверить себя в этом) юношеское изящество фигуры. Я не могла не заметить, что, даже окутанная вуалью, произвела глубокое впечатление на джентльмена, и оттого, набравшись смелости, решилась на рискованный шаг.

– Сэр, – произнесла я с учащенно забившимся сердцем, – из тех ли вы, кому может довериться леди?

– Что ж, душенька, – отвечал он, отнимая от губ сигару, – смотря по обстоятельствам. Если вы только поднимете вуаль…

– Сэр, – прервала его я, – я не вправе вас обманывать. Я прошу вас как джентльмена оказать мне любезность, но не предлагаю никакой награды.

– Вполне честно, – промолвил он, – но едва ли соблазнительно. А какой же любезности, позвольте спросить, вы от меня ожидаете?

Однако я отдавала себе отчет в том, что после столь краткой беседы сообщать ему это не в моих интересах.

– Если вы проводите меня в один дом неподалеку отсюда, – только и сказала я, – то увидите сами.

Несколько секунд он смотрел на меня с сомнением, а потом, отбросив сигару, не докуренную и на четверть, с изысканной вежливостью предложил мне руку, проговорив: «Идемте!» У меня достало ума согласиться, а потом затянуть нашу дорогу как можно дольше, то и дело отклоняясь от прямого маршрута, одновременно коротая время за беседой такого рода, которая, без сомнения, уверила бы его в том, что я происхожу из высшего общества. К тому времени как мы дошли до моей двери, я убедилась в том, что разожгла его любопытство, и, прежде чем повернуть общий ключ в замочной скважине, осмелилась попросить его говорить тише и ступать осторожно. Он обещал повиноваться, и я провела его в холл, а оттуда к себе в гостиную, к счастью находившуюся у самой входной двери.

– А теперь, – проговорил он, когда я дрожащими руками зажгла свечу, – объясните мне, что все это значит?

– Я бы хотела, – с трудом произнесла я, – чтобы вы помогли мне вынести эти сундуки так, чтобы никто не заметил.

– А я бы хотел, чтобы вы показали мне лицо, – сказал он и с этими словами поднял свечку.

Без возражений я откинула вуаль и устремила на него взор со всей решительностью, на какую была способна. Некоторое время он разглядывал мое лицо, по-прежнему высоко держа свечу.

– Итак, – наконец произнес он, – куда вам угодно их отнести?

Я поняла, что добилась своего, и ответила дрожащим голосом:

– Я полагала, что вместе мы сможем донести их до угла Юстон-роуд, а там даже в такой поздний час нетрудно найти кеб.

– Очень хорошо, – ответил он, тотчас же взвалив на плечо тот из моих сундуков, что был потяжелее, и, ухватив за одну ручку второй, знаком велел мне взяться за другую. Двигаясь гуськом, мы без помех завершили отступление из дома и совершенно спокойно почти добрались до угла Юстон-роуд. Тут мой спутник остановился перед домом, из окон которого еще падал слабый свет. «Давайте оставим сундуки здесь, – предложил он, – а сами пройдем до конца улицы, поищем кеб. Так мы не упустим их из виду, а заодно не вызовем подозрений: в противном случае сами посудите, какое бы мы являли зрелище – молодой человек, молодая леди, с тяжелыми сундуками, в полночь на улицах Лондона, стоят, точно потерпевшие кораблекрушение». Так мы и поступили, и это решение оказалось как нельзя более разумным, ведь задолго до того, как на улице показался хоть один кеб, откуда ни возьмись появился полицейский, направил на нас ярко горящий фонарь, а затем остановился позади у входа в дом, не сводя с нас недоверчивого взгляда.

– Кажется, кеба придется дожидаться долго, – проговорил мой рыцарь без страха и упрека с притворной веселостью. Однако констебль только что-то угрюмо пробурчал в ответ, а когда мой защитник весьма опрометчиво откликнулся на эту отповедь, предложив ему сигару, тот отказался наотрез, весьма и весьма грубо. Молодой джентльмен бросил на меня взгляд, предостерегающе нахмурившись, и так мы остались на обочине, под проливным дождем, а полицейский по-прежнему молча следил за каждым нашим шагом из ниши подъезда.

Наконец, после паузы, показавшейся нам бесконечной, поднимая фонтаны брызг, неуклюже подкатила извозчичья пролетка, и мой спутник тотчас же окликнул возницу, веля остановиться.

– Сюда, ко мне! – выкрикнул он. – Подождите, мы сейчас перенесем вон оттуда поклажу.

И тут в осуществлении нашего плана произошла задержка, ведь когда полицейский, все еще следуя за нами по пятам, заметил два сундука, стоящие под дождем,