Сеньора - Жозе де Аленкар

Дона Эмилия, пораженная манерами гостя, обменялась с дочерью взволнованными взглядами. Обе опасались, что посетивший их человек безумен или пьян. Столкнувшись с его неучтивостью, мать и дочь не знали, как им себя вести.

Вдруг слезы брызнули из глаз старика. Он резко встал, приблизился к Аурелии и заключил ее в объятия, от которых та не успела уклониться.

– Что вы себе позволяете? Безумец! – воскликнула дона Эмилия, защищая дочь.

Крик Аурелии и слова ее матери заставили старика выпустить девушку из объятий. Он отошел от нее и произнес сквозь рыдания, которые душили его:

– Разве вы меня не узнаете, Эмилия? Я отец вашего мужа!

– Сеньор Лоуренсо Камарго?

– Да, это я. Неужели вы не позволите мне обнять внучку?

Аурелия первой обняла старика, и тот прижал ее к своей груди, а затем, выпустив ее из объятий, сел на диван и стал вытирать лицо большим скомканным шелковым платком.

– Она – вылитый Педро. Бедный мой мальчик, – шептал старик.

Справившись о том, как зовут внучку и сколько ей лет, плантатор раскрыл причину, которая привела его в дом Эмилии. Он не держал зла на невестку и раскаивался в том, что был к ней несправедлив.

На ферме, где умер Педро Камарго, остался его чемодан. Хозяин фермы сохранил его, намереваясь лично доставить родственникам покойного или передать с первой оказий. Чемодан так и простоял на ферме несколько лет, пока туда не заехал один специалист по борьбе с муравьями.

Он направлялся в имение Камарго, чтобы предложить свои услуги по уничтожению вредных насекомых, и согласился взять с собой чемодан. Когда плантатор получил его, тоска вспыхнула в его сердце с новой силой. Вытерев слезы, он велел развести костер, чтобы сжечь в нем вещи, принадлежавшие сыну.

Пока слуги выполняли его распоряжение, он сам по одному доставал из чемодана находившиеся в нем предметы, среди которых был несессер и другие дорожные принадлежности. На дне лежал перевязанный черной лентой сверток.

Развязав ленту, Камарго обнаружил фотографии сына, его жены и детей, свидетельства о браке и о крещении двух младенцев, а также письмо без конверта на свое имя. Педро Камарго написал его задолго до болезни; тогда он намеревался покончить жизнь самоубийством и просил отца о прощении.

Кроме того, он сообщал отцу о своем браке, который скрывал от него, не желая его огорчать, и умолял его позаботиться о вдове и невинных сиротах, заверяя Лоуренсо в том, что внуки будут любить и уважать его не меньше, чем его сын.

Прочитав это письмо, Лоуренсо Камарго решил исполнить последнюю волю сына и понял, насколько несправедливы были его сомнения относительно законности брака, которому теперь он получил неоспоримое подтверждение. Его душа была суровой, но честной.

В тот же вечер он отправился в Рио-де-Жанейро. Распорядившись узнать адрес вдовы, он выяснил, что она живет в том же доме, где жила прежде.

Обо всем, что произошло, Лоуренсо рассказал Эмилии и Аурелии. Слушая его и читая письмо Педро Камарго, мать и дочь не могли сдержать слез. Закончив рассказ, старик тяжело вздохнул, снял шляпу и сказал:

– Я понимаю, что вам надо выплакаться. Сейчас мне лучше оставить вас, но скоро я вернусь.

Действительно он навещал их каждый день, пока был в столице. Всякий раз он осыпал подарками Эмилию и Аурелию, однако его безмерная щедрость вызывала у них смущение, на что однажды старик даже немного рассердился:

– Раз так, больше никаких подарков. Когда вам что-то понадобится – попросите сами.

Спустя два дня появившись в доме Эмилии, Лоуренсо достал из кармана сюртука запечатанный сургучом конверт. С улыбкой он обратился к Аурелии, говоря шутливым тоном:

– Только не подумайте, что это подарок, милая сеньора! Не беспокойтесь. Я просто хочу передать вам на хранение одну бумагу. Пусть она останется у вас, пока я не вернусь.

– Если в конверте деньги, я думаю, будет лучше… – начала Аурелия.

– О чем вы? Какие деньги? Но, кажется, вам не по душе мои медяки!

– Нет-нет, дедушка! Просто небезопасно оставлять деньги у двух женщин в таком скромном доме, как наш.

– Что же, знайте, это один документ… который я составил, а теперь передаю в ваши руки, Аурелия, чтобы не потерять его в пути.

На конверте, который плантатор оставил Аурелии, мелким почерком было написано: «Моей внучке Аурелии. Хранить и не вскрывать без моего разрешения. Ее дедушка Л. С. Камарго».

Перед тем как вернуться в свое имение, Лоуренсо нанял каменщиков, плотников и маляров, чтобы как можно скорее начать переустройство своего дома, старого и неопрятного, и превратить его в жилище, достойное семьи Педро Камарго. Желая загладить свою вину перед Эмилией и Аурелией, плантатор считал необходимым окружить их роскошью.

Кроме того, Лоуренсо нужно было изменить ряд правил и привычек, которые укореняются в некоторых имениях, особенно если их хозяева – старые холостяки. Камарго потребовался по меньшей мере месяц, чтобы покончить с простотой нравов и отменить моду на юбки, или, скорее, набедренные повязки, в которых рабыни-креолки были похожи на танцовщиц, хотя, в отличие от последних, чулок и струящегося газа, конечно, не носили.

Плантатор догадывался, что эти мелочи, на которые старый закостенелый холостяк, как он, не обращает внимания, жительницы столицы могут расценить как нечто недопустимое. Во всяком случае, ему было достаточно посмотреть на прекрасную Аурелию, окруженную ореолом чистоты и невинности, чтобы понять, что она не должна соприкасаться с подобной нечестивостью.

Сразу после отъезда Лоуренсо Камарго у доны Эмилии случился очередной приступ хронической болезни. Он был таким сильным, что внушил врачу серьезные опасения. Приступ удалось побороть при помощи лекарств, но вдове так и не суждено было встать с постели; два месяца она провела в агонии.

Для Аурелии это было самым тяжелым временем в жизни, потому что к ее горькому разочарованию в любви добавилась боль, которую вызывали в ее душе страдания матери. В довершение этих бед, словно их было недостаточно, чтобы испытать Аурелию, она оказалась в нищете.

Когда появился Камарго, ниспосланный Провидением, чтобы признать невестку и внучку, им приходилось во многом себе отказывать. После того как закончились деньги, переданные погонщиком скота, мать и дочь жили на заработок Аурелии, который приносило ей шитье, а также на средства от продажи украшений, когда-то полученных в подарок от Педро.

Однако этих скудных средств было недостаточно. Для того чтобы обеспечить себя самым необходимым, мать и дочь были вынуждены делать покупки в кредит и продавать то, без чего могли обойтись.

Когда плантатор оставил невестке некоторую сумму, она выплатила долги, а остальное отдала Аурелии. Этих денег хватило на некоторое время, но расходы росли в связи с болезнью Эмилии, и вскоре даже купить цыпленка, чтобы приготовить бульон для больной, стало не на что.

Только тогда Аурелия уступила настойчивости Торквато Рибейро и согласилась взять у него в долг пятьдесят мильрейсов. Прежде она всегда отказывалась, стараясь скрыть от Торквато всю тяжесть своего положения.

Аурелия очень надеялась на поддержку деда. Она написала ему, как только здоровье матери ухудшилось, но не получила ни ответа, ни каких-либо известий из имения Камарго.

Причину этого Аурелия узнала только спустя некоторое время. Когда Лоуренсо вернулся в имение, его встретила целая толпа праздных щеголей, называвших себя его племянниками; они приехали вместе со своими женами и выводком детей: долговязых подростков и кокетливых девиц.

Их всех Камарго не выносил и, чтобы они его не тревожили, позволил им обложить себя ежегодной податью, но не разрешал им оставаться в своем доме больше чем на одну ночь, и то только в плохую погоду.

Несложно представить, как велико было его негодование, когда он обнаружил, что племянники заявились к нему все вместе, привезли всю свою родню и в его имении вели себя так,