Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

— Мороз — это полбеды! Хуже всего полное отсутствие видимости. Интересно, как будут выходить из положения в будущем, найдут средство рассеивать туман или научатся работать вслепую?

— Когда это еще будет!

— Как когда? Космонавты и сейчас летают строго по расписанию. Им туман — не помеха.

— Уж не собираешься ли и ты в космос?

— Я бы с удовольствием полетел, да только кто будет уголь добывать?

Шофер, в машине которого сидел Батчулун, громко расхохотался. Насмеявшись, он посмотрел на пелену тумана.

— Туманы стоят с первых дней строительства карьера.

— Значит, ты здесь работаешь с самого начала?

— Да нет, с начала не получилось… Когда на разрез приехали советские строители, я служил в армии. Нашу часть перевели сюда на земляные работы. В армии я был шофером, водил легковушку. Ну, а потом меня посадили на самосвал… Много труда пришлось приложить, чтобы построить этот карьер. Ну, а после демобилизации я домой не поехал — прирос, прикипел к карьеру. Теперь он для меня что дом родной. Думал этим летом провести весь отпуск дома, приехал на родину, но через несколько дней почувствовал — чего-то мне не хватает… Меньше чем через двадцать дней сбежал назад, сюда, чтобы плясать в Доме культуры с такими же молодцами, как ты. Как у вас насчет Нового года, готовитесь?

— Не знаю, этот чертов туман может все испортить!

— План, наверное, уже завершен?

— Да нет, немного не хватает.

— Будете отмечать, несмотря на недобор, да?

— Откуда ты взял? Я этого не говорил. — Батчулун посмотрел на часы. — Похоже, что скоро туман рассеется. Так что невыполнения не будет, не беспокойся!

И Батчулун выпрыгнул из кабины. Туман, кажется, действительно стал рассеиваться.

Отпраздновать встречу Нового года за пятнадцать дней до окончания года — вот здорово! Они никогда и не мечтали об этом. Прошлой зимой присутствовали на новогодних вечерах в других бригадах и цехах и даже не надеялись, что придет праздник и на их улицу. Предстоящее празднество вдохновляло и радовало всех, но нужно было еще сделать главное, выдать на-гора недостающее количество угля и провести необходимые приготовления.

Рано утром Дорж и Довчин сходили в красный уголок за цветной бумагой, красками, елочными украшениями.

Поворчав немного по поводу того, что на их долю выпала самая трудная работа, они целиком управились с нею за два часа. Потом расставили столы и стулья, которые принесли накануне вечером, и нарядили елку. Затем Довчин отправился в магазин за покупками, а Дорж, критически осмотрев елку, стал доводить ее наряд до совершенства.

За этим занятием его и застал Дамдин.

— Ходил с отцом к карьеру, — объяснил он причину своего опоздания. — Хотел прийти пораньше, думал, только покажу отцу карьер и сразу к вам, но не тут-то было… Подошли к экскаватору, — отец давай меня обо всем расспрашивать. Я старался объяснить покороче, опуская детали, а то пришлось бы целый месяц говорить, как на курсах… Все его интересует… Ну, говорю, ковш экскаватора поднимает пять тонн угля. А самосвалы берут по двадцать семь тонн. Это его поразило. Сел на камушек, стал прикидывать. Говорит, если пять тонн угля перевести на мешки с мукой, то это — груз для целого каравана верблюдов. А чтобы двадцать семь тонн погрузить, так вообще сто верблюдов потребуется. Интересные вещи у вас тут, говорит, происходят, могучую технику вы оседлали. Когда мы пошли с ним назад, он долго молчал, а потом заговорил: «Поначалу мы с матерью волновались — получалось вроде, что устроился плохо, — ни мебели, ни посуды, учиться заставляют, а когда будет работа и заработок — неизвестно. Ну, а теперь я вижу — отлично ты живешь»…

— И правда, совсем не плохо, — подтвердил Дорж.

— А будет еще лучше. Стадион строят, летом будет бассейн, а зимой — каток, лыжная база. Читальный зал расширяют. Да еще новый танцзал скоро откроют. И все это для нас — рабочей молодежи. Ты разве не слышал?

— Как не слышал? Только разве будущее молодежи на танцплощадках?

В этот момент зазвонил телефон. Дамдин поднял трубку.

— Алло! Алло!

Молчание. Еще раз крикнув «алло!» и не получив ответа, Дамдин в сердцах опустил трубку на рычаг.

Присел на корточки рядом с Доржем и стал рассматривать елочные украшения:

— Здорово сделаны игрушки! Все есть тут: и заяц, и медведь, и лиса, и снег. Нет только Дамдина…

— Ты думаешь, из тебя бы хорошая елочная игрушка получилась, да?

— А что? Получилась бы. Из меня — одна, из тебя — другая. Вот бы елка была! А Жаргала бы внизу поместили в образе побитого песика, а Довчина — в образе великого слепого старца{21}: вместо глаз щелочки, ха, ха… А самым лучшим украшением был бы красавчик Сурэн. На него все десятиклассницы заглядываются… Жаль только, что жена у него здесь. Начальника смены с его басом мы использовали бы вместо микрофона. Перед ним инженер Цагандай произносил бы речи. Вот елка была бы! Всем на удивление!

— Выходит, наша елка тебе не нравится? Не смотрится, да?

— Да нет, ничего! Обычная елка! Пестрит игрушками.

— А само дерево, по-твоему, ничего не значит?

— Как это?

— Да так. А ведь о вечнозеленом дереве даже песни сложены.

— Ну и что же?

— Мой милый, самое главное, к твоему сведению, это не игрушки, не украшения, а само дерево.

— Тогда зачем же ее украшают?

— А чтобы она выглядела еще наряднее.

— Я смотрю, ты стал большим теоретиком, Дорж?

— Теория тут ни при чем, практика…

— Скажешь тоже. Практика! Первый раз наша смена елку устраивает, а он уже великим практиком стал!

— Ладно тебе! Вот сегодня вечером инженер Цагандай тебе все растолкует. Чтобы в чем-то разобраться, надо проникнуть в самую суть вещей, понял?

В это время снова раздался телефонный звонок. Дамдин опять схватил трубку.

— Алло? Кого вам?

В трубке зазвучал голос Довчина.

— Это ты, Дамдин? Значит, все-таки пришел?

— Я-то пришел, а вот ты где пропадаешь?

— Я в магазине. Купил почти все, что нужно. Давайте-ка вместе с Доржем быстрее ко мне — одному не дотащить!

— А в каком ты магазине?

— В гастрономе, что в самом конце поселка.

— Ладно, сейчас придем, — сказал Дамдин и повесил трубку.

— Довчин не в силах поднять бутылки, бедняга, — обратился он к Доржу, — Пойдем выручим приятеля.

И они с Доржем вышли из дома. По дороге Дамдин стал вдруг декламировать нараспев:

Пусть не вместе по жизни идем,

Но пойду я рядом с тобой.

Тень зовущей твоей красоты

Пусть накроет меня с головой.