Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

«Что это за чувства? О, что происходит со мной? Я потерял покой, спокойствие мое мне изменило!»

По телу прошла какая-то дрожь, словно от озноба. Но ведь ему не зябко - сердце буйно колотится, жар сердца греет его. Там, в сердце, и рождается рассвет.

«Заря... Заря на сердце. Это ты, мое чудесное озарение? Ты ли это, свет души моей? Ты пришла? О, кто ты?»

Белая, тонкая рука Тогжан. Ее светлая, стройная, шелковистонежная шея. И эта утренняя заря в ночи. Это она, Тогжан!

...Ты встаешь в моем сердце, рассвет любви!

Это была начальная строка песни, рожденной душой в этот миг. Песни, посвященной Тогжан, девушке, которую он - впервые в жизни! - радостно назвал любимой.

Желая запомнить, Абай повторил про себя несколько строк своего первого любовного послания. Они пришли легко, сами собою, излившись из вдохновенного чувства. Он хотел продолжить, но тут его окликнул Карабас. Оказалось, что вокруг на подворье никого, кроме них, уже не осталось. Направляясь вместе с атшабаром к юрте, Абай хотел еще раз прочитать про себя стихотворение, но ничего, кроме первой строки, не осталось в памяти. Так и шел он, повторяя: «Ты встаешь в моем сердце, рассвет любви!»

Когда Абай и Карабас вошли в юрту, Суюндик и его байбише уже возлегли на свое высокое супружеское ложе. Место, где спали хозяева, было отделено желтоватой занавесью, выделанной под шагреневую кожу. А на торе просторного жилья служанка устраивала две постели. По всей видимости, кроме хозяев и гостей в юрте никто больше не будет ночевать.

Тогжан приходила из другой юрты, она была дочерью от младшей жены Суюндика, по имени Кантжан. Об этом сказал Абаю Карабас, когда они подходили к юрте. Абай подумал, что Тогжан уже ушла, и он, хотя и предполагал это, почувствовал некое разочарование. Постели стелила белолицая молодая женщина, разливавшая за ужином чай.

Абай уже направился к тору, к постелям, как вдруг заколыхалась шагреневая занавеска, вместе с этим мелодично зазвенели шолпы - и с того края, что был ближе к выходу, показалась стройная фигура Тогжан в белом платье. Она выходила из родительской половины, неся в руках сложенное шелковое одеяло. Движения ее были легкими, плавными, она осторожно прошла мимо Абая, потупившись, не глядя на него. Казалось, она смущена своим внезапным появлением среди тишины, смущена даже слишком громким звоном шолпы в своих косах.

Тогжан, прижимая к груди свернутое одеяло, прошла к служанке, уже заканчивавшей стлать постель, и стала тихим голосом указывать ей:

- Под ноги, подложи что-нибудь под ноги, чтобы повыше было...

Абай понял, что ее заботы касаются его, только его одного - и весь вспыхнул от радостного волнения. Он хотел что-то сказать ей, признательное и благодарное, но перехватило дыхание, сердце застучало со страшной силой, и не нашелся, что сказать. Совершенно растерявшись, принялся молча, поспешно снимать с себя верхнюю одежду.

Тогжан, деликатно приблизившись, расстелила на постели шелковое одеяло и потом быстро, бесшумно направилась к двери. Вслед за нею прошла молодая женщина, прислужница. Обе они не оглядывались.

Но перед самым порогом, уже пропустив вперед прислужницу, Тогжан неожиданно, мягким движением стана, гибко обернулась и бросила в его сторону последний взгляд. Так и вышла за дверь, отступая в темноту спиною, лицом к нему.

Абай в это время стягивал с плеч свой бешмет с беличьим подбоем. В тот миг, когда Тогжан обернулась у двери и стала уходить в ночь, отступая, лицом к нему, Абай замер, сердце его метнулось к ней, словно желая удержать Тогжан на пороге ночи. Но она ушла, бросив на него загадочный прощальный взгляд. А он остался стоять на месте, неподвижный, будто окаменев, в свисавшем с плеча, наполовину снятом бешмете, из-под которого ослепительно белела исподняя рубаха. Руки его, простертые вослед ушедшей девушки, неловко и как бы недоуменно застыли на весу. В ее последнем взгляде, направленном на него, почудилась ему некая усмешка - или это просто показалось? Но он успел заметить, как раздвинулись ее губы, и сверкнули жемчужные зубы. «Неужели я представился ей смешным? Что я сделал такого смешного?» - с тревогой промелькнуло в его голове. И невольно почувствовав какое-то смущение, Абай быстро разделся, бросился в постель и свернулся калачиком под шелковым одеялом, которое принесла Тогжан.

А она все еще была недалече - в тишине ночи ее уносили перезвоны серебряных шолпы. Эти чудесные звуки, то заливаясь громче, то стихая, все дальше удалялись в ночь. И тогда Абай услышал гулкие удары своего сердца, словно в груди у него скакал неистовый конь - и грохот сердца заглушил последние нежные звоны шолпы. Как они были ему теперь дороги! Как он их любил!

Яркий свет вспыхнул в его душе, ярче всех человеческих светочей - и никогда этот свет не угаснет в нем. Он даже не заметил, как погасили лампу. Глаза Абая закрыты - душа его унесена ураганным вихрем нового, небывалого чувства.

В эту ночь до самого утра Абаю не было сна, лишь на восходе солнца он вздремнул слегка. Однако проснулся и встал вместе со всеми остальными. С лица он был бледен, выглядел несколько утомленным. Но, выйдя на воздух и прогуливаясь перед чаем, Абай уже вполне взбодрился и оживленным взглядом окидывал юрты маленького аула, пытался угадать, в которой из них могла быть Тогжан. Вблизи Большого дома Суюндика находилась еще и другая белая юрта, поменьше размером - наверное, очаг старшего сына, Асылбека. За нею - новая серая юрта о шести канатах, скорее всего, там и был очаг младшей жены бая Кантжан. Абай внимательно приглядывался к этой юрте.. Тундук на овершие юрты еще закрыт, значит, Тогжан и ее мать еще не встали.

Из Большого дома вышел Суюндик. Подойдя к нему, Абай тут же передал ему салем своего отца и коротко изложил суть дела, по которому был послан.

Во время утреннего чаепития Тогжан не появилась. Не пришли на деловую беседу и Асылбек с Адильбеком. По скорому завершению дела, Карабас предложил выехать обратно пораньше, воспользоваться утренней прохладой. Как только убрали дастархан, расторопный Карабас быстренько направился седлать лошадей.

Абаю так не хотелось уезжать из этого гостеприимного, мирного аула! Таких спокойных, добропорядочных родовых гнезд приходилось ему встречать совсем мало. Мелькнула в голове мимолетная мысль: породниться бы с этим аулом, чтобы чаще и запросто бывать здесь. Спокойно, по-домашнему, по-свойски приезжать сюда на обед - и безо всяких предуведомлений.

Перед самым отъездом, когда в юрте остались только Суюн-дик