Путь Абая. Книга первая - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Сын мой, передай большой привет своим матерям!

И байбише стала слать приветы Улжан, Айгыз, вспомнила о малютке Камшат и по этому поводу принялась охать, ахать и расспрашивать:

- Шырагым-ау, свет мой ясный, скажи, как себя чувствует малышка, которую отдали в дом Божея? Ох, нелегко было решиться на такое бедняжке Айгыз! Как же она мучается, наверное! И как только люди могли пойти на такое злое дело, посмели вырвать из рук матери родное дитя! Ах, как плакала, говорят, малютка при этом, криком кричала! О, Алла...

Возмущаясь, от всей души сочувствуя матери и осуждая ее мучителей, байбише не могла однако скрыть в голосе ноток бабьего любопытства. Абаю это было в тягость, и он старался как можно короче отвечать на ее вопросы. Но байбише, все больше расходясь, продолжала свое.

- Жена у Божея - ох, недобрая, все это знают. Да и девочек нарожала она достаточно - зачем ей еще и чужая девочка? Разве будет заботиться о ней?

- Перестань, баба! Если жена не будет заботиться, то Божей на что? Он и позаботится! Отчего ему не позаботиться о ребенке? - попытался Суюндик замять слова своей байбише.

- Апырай! Не знаю я, кого слушать! Кругом только и говорят, в аулах злые языки только и болтают: «Дитя было отдано как плата за обиду! Скот пожалели отдать - ребенком расплатились!» И обращаются с нею плохо. А долго ли обидеть дитя малое? Что оно понимает? Кому пожалуется? Ах, как переживает, наверное, бедняжка Айгыз! Свет белый не мил ей, наверное! - и расстроенная своими же словами, байбише в голос зарыдала. Потом вытерла покрасневшие глаза, полные слез, и смолкла, пригорюнившись. Почмокала губами, подумав о чем-то еще, и снова заплакала...

Абая тронула сердечность этой женщины - тоже матери. Но слухи о плохом обращении с Камшат встревожили его. Дома по поводу отнятой у матери девочки испытывали большие страдания и тревогу, это были страдания родных, у которых с кровью вырвали из рук их любимого ребенка. Но дома ничего еще не знали о жестоком обращении с девочкой. Никто еще не донес им зловещих слухов по этому поводу.

Однако, видимо, разговоры эти были неспроста. По возвращении в Жидебай надо будет рассказать бабушке Зере и матери Улжан. О том, как воспримет отец эти слухи, если сын расскажет ему, Абаю и думать не хотелось. Он решил действовать, не считаясь с отцом.

Перед отъездом попили кумысу, и вскоре гости покинули юрту, уселись на своих коней. Отъезжая от дома Суюндика с прощальными словами «Кош! Кош!», которые звучат всегда немного печально, Абай оглянулся на малую юрту. Тундук на ней по-прежнему был закрыт, видимо, хозяйки еще отдыхали. Подумалось с легкой обидой: «Неужели Тогжан не захотела увидеться еще раз? Не соизволила даже пораньше встать и попрощаться...»

Сдерживая боль тайной досады, юноша тихо тронул поводья, и чуткий конь неторопливо зашагал по дороге. Немного отдалившись, Абай оглянулся, чтобы бросить с седла прощальный взгляд на аул. И вдруг увидел, как появилась возле малой юрты женская фигурка, накрытая с головою темным чапаном. Платье на ней было белое, длинное; широкая, вольно развевающаяся на ходу юбка касалась земли. Это могла быть Тогжан. Видимо, только что встала. Может быть, захотела попрощаться. Но, выйдя из юрты, женщина даже не стала оглядываться вокруг, не посмотрела в его сторону, а сразу направилась, шагая по-молодому упруго и грациозно, в противоположную от него сторону за аул, к зеленому холмику.

И, словно на прощанье, ласкает слух Абая улетающий звон серебряных шолпы. И сотрясают его грудь гулкие удары собственного сердца.

Уже все больше отдалялся он от ставшего родным для него стана с названием Туйеоркеш. Отныне оно звучит для него завораживающе - Туйеоркеш! Верблюжьи Горбы. В это погожее апрельское утро кажется невозможным сказать: прощай, Туйеоркеш! Заповедным местом на земле стал для него этот удаленный от всех горный кочевничий стан. Там, позади, в этом зачарованном углу осталось дивное, дивное создание.

Спустившись по горному склону на равнину, следуя вдоль берегов реки Караул, два всадника рядом, бок о бок, стали приближаться к длинному косогору, покрытому свеже-зеленой, радостной весенней травой.

Перевалив косогор, они ехали по ровной местности, на которой только вдали виднелись одинокие небольшие холмы. Абай, словно нехотя тянувшийся за своим спутником, вдруг услышал за спиной топот приближавшейся на скором галопе лошади. Сердце Абая буйно всполошилось, он живо обернулся - и тут же разочарованно сник. Тайная надежда оказалась несбыточной. Это была не Тогжан - и даже не гонец от нее, из аула Суюндика. Догоняющий оказался незнакомым молоденьким джигитом с круглыми щеками, смуглый, чуть полноватый, с пробивающимися черными ниточками усов, еще почти подросток. Одет он был просто - и даже бедновато, под ним была неказистая темно-гнедая кобылка с жестко торчавшей на холке подстриженной гривой. И конек выглядел жеребенком - и всадник казался мальчиком. Но лицо его было приветливым, глаза сияли детской радостью, он улыбался, оттопырив свои смугло-румяные щеки, сверкая белоснежными зубами. Подъехав, первым отдал учтивый салем Абаю и его спутнику.

Ехал он один-одинешенек по степи, скучал - и тут увидел впереди двух всадников. Решил догнать и скоротать за разговорами путь-дорогу. Пришлось его кобылке поработать ногами - когда она догнала верховых, грудь ее была вся потная, на храпах висели клочья пены.

Абай и Карабас непрочь были разделить скуку путевую с новым спутником. По расспросам выяснилось, что он из аула Суюндика, сын Комекбая, имя юноши - Ербол.

Карабас легко и быстро нашел общий язык с Ерболом. Абай прислушивался к их разговору, и по ходу его проникался все большим уважением и симпатией к юному попутчику. Потому как оказалось, что Ербол стоит очень близко к семье бая Суюнди-ка: мать парня и мать Тогжан приходятся внучатыми сестрами. Ербол свой человек в доме Суюндика и часто бывает в нем. Разговорчивый, открытый, с доброй улыбкой во все лицо, Ербол все больше нравился Абаю.

Вскоре разговор пошел только между ними, Карабас молча ехал в сторонке. Сверстники оживленно болтали о всяком-разном. Абай заговорил об охоте: вдоль реки Караул водилось много дичи, хотелось бы поохотиться на них с ястребами.

- О, у тебя есть охотничий ястреб? - оживился Ербол. - Тогда приезжай к нам, в Верблюжьи Горбы. Я сам поведу тебя, покажу, где гуси и утки водятся!

Дома, в Карашокы, у старшего брата Такежана имелся