Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас

вечеринках высокого класса. Это была еще одна юридическая подстраховка – так Дрю создавал нечто настолько же «человеческое», как морская звезда. И еще ему не хотелось, чтобы его разум дублировался в чем-то столь жалком. В чем-то, не способном испытывать ужас от собственного состояния.

В конце концов он приспособился к более садистскому использованию своего потомства. Уничтоженные клоны, замученные клоны, затравленные клоны, клоны, изнасилованные толпой. Мишени для стрел и дротиков, как слышал Сол, в летних играх на воздухе. Они не были самим Дрю. И уж точно не были кем-то другим. Их стоило оплакивать не больше, чем клетки кожи, которые постоянно отмирают, или ногти, которые подстригаешь. И если его произведения искусства уничтожали, что ж, купленные, они принадлежали другим людям, а те могли делать с ними все что хотели. Деньги, заплаченные клиентами за возможность приобрести, а иногда и убить часть целого, поддерживали жизнь основного организма.

А еще на эти деньги Дрю мог создавать клонов, которые были для него важнее всего – тех, кого по завершении выпускал бродить по улицам Пакстона/Панктауна, куда бы ни занесли их безмозглые головы. Одни были голыми, другие – закутанными по-зимнему, некоторые красивыми, другие – отвратительными, как те четверо, которых он к своему великому удовольствию выставил напоказ в прошлый Хэллоуин.

Но, несмотря на создание за последние три года стольких клонов, Дрю до сегодняшнего вечера ни разу не видел ни одного из них мертвым. О, он слышал о судьбе нескольких. Кого-то убила банда, другого сбили ховеркаром. Дрю предполагал, что большинство из них умерло от голода или замерзло. Слышал, что нескольких поместили в приюты для бездомных. Его всегда интриговал вопрос: куда исчезли его творения на просторах города? Однажды Дрю пришел в восторг, увидев спустя год одного из них живым. Клон поедал птицу в маленьком парке внутреннего дворика. Взглянул на своего творца снизу вверх и не узнал, плоть у существа была ярко-красного цвета, на лбу и обнаженной груди виднелись спиральные клейма, как у какого-нибудь прекрасного демона. Даже если люди не осмеливались подойти достаточно близко, чтобы увидеть фирменную подпись Дрю, даже если не знали его имени, даже если думали, что существо было разрисованным психом, мутантом, инопланетянином или настоящим демоном, они восхищались им, и даже ни разу не видевшему их восхищение Дрю было приятно его сознавать. С восторгом ли, с ужасом ли, но люди смотрели на его творения, а глядя на них, видели и творца.

Даже отпуская клонов, он навсегда был с ними связан; отрекаясь от них, продолжал обладать всеми до единого.

С чашкой кофе в руке Дрю обошел перегородку проверить, как продвигается его работа.

В прозрачных емкостях на верстаке и вдоль стен тут и там в булькающих фиолетовых растворах плавали неясные фигуры. Некоторые были эмбрионами, а в одном из аквариумов Дрю вырастил копию своей головы, похожую на живой бюст; он собирался выставить ее в местной галерее, подключив к системе жизнеобеспечения в похожем на матку контейнере. Дрю опустился на колени и сказал: «Привет, Робеспьер». Затем постучал по стеклу и увидел, как словно во сне дрогнули веки. Он подавил рост волос, бровей и ресниц, чтобы свести сходство к минимуму, но для пущего эффекта оставил существо настолько похожим на человека, насколько это было возможно.

Снова бульканье. Дрю поднял голову и увидел, как через бортик главного резервуара переливается и стекает по стенке струйка фиолетовой жидкости. Он вздохнул, поднялся, взял швабру и подошел к резервуару, который окрестил Бассейном Нарцисса.

Дрю не смог удержаться от улыбки при взгляде на это существо. На нее.

Если на бестелесной голове он подавлял рост волос, то здесь, наоборот, поощрял – длинные темные пряди морскими водорослями лениво колыхались вокруг лица клона. Дрю не исказил и не испортил ее черты, а добился изменений умелой работой с генами. Тут была не хирургическая смена пола, а нечто более тонкое и честное. По сути, перед ним была настоящая женская версия его самого. Даже природа в своей гениальности не смогла бы добиться подобного – идентичного близнеца противоположного пола.

Дрю закатал рукав и опустил руку в пузырящуюся фиолетовую жидкость. Взял в ладонь маленькую грудку и размял ее, будто лепил из глины. Принялся тереть большим пальцем сосок, вызывая реакцию. Это заняло несколько минут, но наконец тот начал твердеть. И Дрю, по-своему, тоже. Он улыбнулся шире, наблюдая, как глаза клона медленно движутся под тонкими веками. Скоро он разбудит эту спящую красавицу. Дрю готов был признать, что из него получилась страшно привлекательная женщина.

Он позволил своему взгляду скользнуть по ее телу к изгибам бедер, затем к темным завиткам волос ниже. Вернулся к груди, которую оставил скромной, сопротивляясь искушению сделать ее более пышной. Не хотел, чтобы выглядело карикатурно.

Да, она была прелестна. Жаль, что ее разум уже разрушен. Дрю было даже интересно, какой он оказался бы женщиной в этом смысле?

Хотя, надо признать, ее разум он разрушил не настолько, насколько обычно поступал со своими творениями.

* * *

В той части лофта, которую Дрю считал гостиной, на стене над диваном он повесил единственного клона, которого выставлял напоказ все время. У того осталась почти человеческая голова, но Дрю подавил формирование глаз, поскольку не хотел, чтобы на него постоянно смотрели, пока он работал, жил или просто дремал на диване. Но иногда существо хрюкало или хрипело. Оно было подключено к блоку жизнеобеспечения, спрятанному за диваном. Клавиатура стояла на приставном столике, и когда к Дрю приходили немногие его друзья, он мог развлечь или подразнить их, нажимая на клавиши, чтобы у распятого существа дергались конечности или лицо – в основном это были просто наэлектризованные мышечные спазмы и подрагивания.

Кожа на грудной клетке клона была снята двумя широкими полотнищами, похожими на расстеленную воловью кожу, – лоскутами рассеченного лягушачьего брюха, пришпиленными к стене. Сквозь полупрозрачную оболочку просвечивали ребра и переплетения толстых голубоватых кишок.

Когда Сол впервые увидел это существо, то сказал:

– Дрю, чувак, ты, наверное, страшно ненавидишь себя, раз так унижаешь собственное тело. Это мазохизм. Ты создаешь себя, чтобы потом уничтожить. Это же что-то вроде самоубийства, да?

Дрю рассмеялся.

– Это искусство, вот и все. Просто я предпочитаю плоть в качестве материала. Люди всегда так поступали. Татуировки и клейма, шрамы и пирсинг. Плоть как холст, только творить на клоне не так больно.

– Ага, видишь, вот оно – безопасный способ наказать себя.

– Как скажешь.

– Ты же говорил мне, что у тебя не может быть детей, верно?