Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

- У вас очень меткие сравнения. Я заметил это, когда у вас была перепалка с Кошкиным, - заметил Михайлов.

Упоминание о Тентек-оязе пробудило в Абае непреходящее возмущение и негодование чиновниками, которые управляют народом с помощью угроз, палок и нагаек.

- Да, трудно представить все зло, что приносит России орда таких чиновников, - согласился Михайлов. - Это особые существа, которые развелись во всех городах, от Петербурга и до Семипалатинска, и все они словно выпечены из одного теста. - Михайлов безнадежно махнул рукой. - Представить до конца все их зло лишь по тем видимым безобразиям, которые они творят, невозможно. А попробовать вмешаться в их дела, как попробовали вы, это значит - отсидеть потом месяц-другой в каталажке, труд не очень полезный и приятный. Вот у нас в России есть один писатель, Салтыков-Щедрин, так он попробовал раскусить натуру этого племени в своих книгах... Непременно прочитайте его книги!

Такое резкое и решительное выделение начальников-чиновников в отдельное племя, противостоящее народу, несколько озадачило Абая. Он-то считал, что люди так же неодинаковы, как пять пальцев на руке, и что среди чиновников также есть разные люди... Он попытался эту мысль выразить Михайлову, но тот лишь улыбнулся.

- Вы наивный человек, Кунанбаев! - сказал он. - Чиновники одинаковы все - и большие, и маленькие, и молодые, и старые, и толстые, и худые.

Увидев, что Абай хоть и отмалчивается, но не согласен с ним, Михайлов тоже решил прибегнуть к сравнению.

- Они как семена чертополоха, брошенные в одну и ту же землю... Да и сеет их одна и та же рука, которой водит один и тот же царственный руководитель.

Михайлов не стал далее углубляться в свою мысль, развивать свое сравнение. Но Абай понял его. Рука, сеющая одинаковые семена чертополоха, - это было понятно! Все больше нравился ему новый его знакомый. И уже вполне доверяясь ему, он не мог не задать вопрос, который для самого Абая был вполне ясен:

- Евгений Петрович, ваши слова кажутся убедительными. Но ведь советник Лосовский есть! Разве не показал он себя справедливым в деле с Тентек-оязом?

Но и тут Михайлов повернул разговор таким образом, что Абай призадумался, озадаченный.

- Итак, Ибрагим Кунанбаевич, мы утверждаем, значит, что Кошкин плохой, а Лосовский хороший? Вы считаете, что все дела решались бы справедливо, если бы Кошкиных было поменьше, а Лосовских больше, не так ли? Допустим, вы правы: Лосовский оказался лучше других чиновников. Не дай он свои показания, дело ваше обернулось бы для вас плохо. Вот вы и решили: это справедливый чиновник, такой, каким должен быть каждый чиновник, так ведь?

- Да, он показал себя справедливым. Вы же сами видели.

- Действительно, показал. Но это был всего лишь один случай. Я не говорю, что для народа вашего и для вас этот случай был бесполезен. Нет. Надо использовать все такие случаи и всех подобных Лосовских, если таковые пойдут на пользу простым людям. Я говорю лишь о том, чтобы вы особенно не прельщались правдивостью чиновников.

- Какие могут быть сомнения? Он сказал честные слова.

- Ну и ладно. Но хотелось бы вам знать, почему он оказался способным на такую правдивость?

- Да.

- Потому что он среди чиновников как белая ворона. У русских есть такое выражение. Говоря иносказательно - среди черных ворон иногда попадается белая, но это не означает, что она не ворона. Черная или белая, но ворона останется вороной и будет заниматься своим вороньим ремеслом.

- В нашем народе говорят: «Ворон ворону глаз не выклюет».

Михайлов снова рассмеялся, потом продолжал с серьезным видом:

- И у нас говорят так же. Вот и надо это понимать: раз ты ворона, оставайся вороной и не старайся казаться белым голубком. Ваш Лосовский для народа похуже, может быть, чем Кошкин. Уж лучше дело иметь с Кошкиным. Его мерзкая сущность, по крайней мере, ничем не прикрыта. А такие, как Лосовский, вводят вас в заблуждение и рождают несбыточные надежды: вам представляется, что государственное чиновничество может стать «хорошим чиновничеством». И вам кажется, что причина зла не в царском строе, породившем чиновничество, а в отдельных плохих чиновниках.

И вдруг Абай до конца понял мысль Михайлова. Она вся была проникнута беспредельной заботой о народе. Беспощадно отбрасывала всякий обман - откровенный или скрытый.

Абай и удивлялся, и любовался мощной духовной силой этого человека, и был благодарен ему за его откровенность.

- Вы мне словно открыли дверь в незнакомый мир, Евгений Петрович, - признался Абай. - Эта беседа для меня - великий урок.

Михайлов дружески похлопал Абая по плечу, с мягкой улыбкой заглянул ему в глаза.

- Вы должны учиться не только у меня, друг мой. Есть множество русских мыслителей, гораздо более мудрых, образованных и умных, чем ваш покорный слуга. Учитесь у них. Я обещаю вам давать книги таких людей, а если хотите и дальше заниматься самообразованием, то, с вашего разрешения, охотно берусь помочь в этом деле. Я вижу, что у вас огромное влечение к знаниям, которые невозможно обрести без получения системного образования, но в этом отношении, Ибрагим Кунанбаевич, вам помогут русские книги. Они станут для вас лучшими учителями и друзьями!

Для Абая, жаждущего знаний, ничего не могло быть дороже такого предложения. Он был бесконечно благодарен и рад Михайлову, как чудом обретенной родственной душе.

- Встреча с вами - это дар судьбы для меня. Ваше предложение - огромная для меня честь.

В первую их встречу Михайлов посоветовал Абаю начать знакомство с произведениями классиков: Гоголя, Лермонтова, Салтыкова-Щедрина, Льва Толстого. Некоторые соответствующие книги нашлись у него. Из своей же библиотеки Евгений Петрович выдал Абаю и толковый словарь наиболее трудных русских слов. На листе бумаги написал длинный список писателей и книг, рекомендуемых им для обязательного прочтения. О, это было именно то, чего жаждал Абай! И он решил прочитать все эти книги именно в нынешнее свое пребывание в Семипалатинске. Только под самый вечер Абай покинул дом Михайлова.

После этой встречи Абай через каждые три дня приходил к нему. Они