Новобранцы холодной войны - Ирина Владимировна Дегтярева

спустилась вниз и в первом же ресторанчике купила себе сэндвич с рыбой. Сама удивилась, с какой жадностью съела его, глядя через окно ресторана на снующих туристов и залив, меркнущий, теряющий отблески уже укатившегося солнца, но почти сразу по воде побежали дорожки огней от фонарей, гирлянд, висящих вдоль моста. Кинне испытывала подъем от всего происходящего с ней. Жизнь, как тихие воды вечернего залива, расцветилась огоньками, разноцветными, манящими, только бы они не оказались огнями святого Эльма, ведущими на топкое болото.

Февраль 2022 года, Ирак, горы Кандиль

Мансур обрел сырой матрас и каменную слежавшуюся подушку. Больше курдам-бойцам ничего не полагалось. Автомат, матрас, пара шаровар или камуфляж. Мансур привез свой камуфляж, уже слегка поношенный во время полевых выходов — курса на выживание.

Главное для курдов это подготовка к революции. Она затянулась на долгие годы, но они все еще верят, что когда-нибудь удастся построить социализм в Курдистане, которого так и не отвоевали. Ну а пока что можно третировать турок и прятаться от бомбежек турецких самолетов, когда те прилетают в ответ на курдские акции или по своей инициативе.

Его наконец перевели на другую базу, и это могло означать, что проверки закончились, начались будни, монотонные в своем однообразии.

Новым домом Мансура стало одно из бетонных сооружений под деревьями с сырыми стенами, снизу покрытыми зеленой плесенью, окруженное густой травой. Она в горах росла особенно сочная, скрывавшая в себе змей и варанов. Перед казармами ее выкашивали или вытаптывали.

Спать на полу в сырости, рядом с другими бойцов не было пределом мечтаний… Мансур и в детстве-то среди курдов не жил так примитивно. В Стамбуле у него с матерью имелась своя комната. А затем он там обитал и вовсе в одиночестве. Так же, как и в доме отца в Москве.

Будни разбавлялись пролетом турецких беспилотников, барражировавших в небе над горами, попадающих в нисходящие и восходящие потоки, иногда сверкавших оком камеры. Некоторые бойцы ходили между домами замаскированной под ферму базы с зонтиками защитного цвета в руках. Мансур понял, для чего этот предмет, когда пришлось прыгнуть при виде приближающегося беспилотника в колючие кусты. И все равно прятаться от беспилотников под зонтом не стал, предпочитал надеяться на слух, острый глаз и быстрые ноги.

Но быстрые ноги не позволяли ему удрать от скуки. Оптимизм, который он излучал в Москве, когда рвался в бой, стал таять еще в Стамбуле, как закатное солнце над набережной Эминёню. Активная подготовка, когда загружен почти круглые сутки с инструкторами, педагогами по языкам и спецпредметам, теперь сменилась вакуумом. Вроде бы вот она — взрослая жизнь, работа, в которую стремился окунуться с головой. Но пришло понимание, что сейчас все станет тихим и монотонным.

Он вернулся к тому, с чего начинал, к тому, от чего подспудно стремился уйти — жизнь среди своих, среди курдов, обычная, для него обычная и даже обыденная, несмотря на то, что витает над базами курдов в Кандиле флер романтики и героизма. С оружием в руках, все еще в надежде на создание своего Курдистана в Турции, ведется подготовка диверсий и терактов в пику турецким властям. А чтобы прожить — контрабанда с помощью иранских курдов, да и в Турцию переправляют дешевые товары. Существовала хитрая схема торговли сигаретами, заключающаяся в том, что при пересечении границы и переправке сигарет обратно они «волшебным» образом становились дороже на несколько турецких лир. Надо же деньги хоть как-то зарабатывать. Не браться же боевым курдам РПК за чеканку меди или резьбу по дереву, которой занимались, к примеру, курды в Эрбиле.

К его счастью, посевной сезон только начинался и не приходилось пропалывать грядки с нутом, поля с пшеницей и ячменем на горных склонах. Бойцы этим занимались в обязательном порядке. Никаких контрабандных денег не хватит, чтобы прокормить ораву молодых парней и девушек. Одними финиками сыт не будешь. Выращивали и своих баранов, и кур. Навыки сельхозработ были особенно развиты у местных курдов, примкнувших к РПК.

Еще при Саддаме очень успешно развивалось сельское хозяйство помимо развития науки, строительства заводов и фабрик, больниц и школ. Умение работать на земле, наверное, и позволило иракцам выжить после американского вторжения, гибели большинства кормильцев в семьях, голода и нищеты, нашествия ДАИШ — головорезов, многие из которых были из числа местных, отчаявшихся от горя потерь и бед, свалившихся на их головы.

Фотографию Саддама Хусейна, совершающего салят, сидящего на коленях в одной из молитвенных поз с кобурой на поясе, Мансур видел дома в Москве каждый день в коридоре. Жилище отца не изобиловало приметами его причастности к многолетней работе на Ближнем Востоке в Багдаде. У Горюнова мало что уцелело с тех времен, когда он погорел, бежал из страны в спешке с немногочисленными вещами, оставшимися от Зарифы, со своими сирийскими нардами в инкрустированной деревянной коробке и старенькими наручными часами «Ориент», купленными им давным-давно с рук на базаре в Багдаде. Он вообще не отличался привязанностью к вещам. Но портрет Саддама-сайида, как он его называл, хранил и внушал Мансуру, что Хусейн не был ягненком, а был он зубастым волком для врагов и защитником своей страны.

И все же копать грядки пришлось. Стоя с лопатой, скинув камуфлированную куртку, оставшись в футболке, Мансур отирал пот тыльной стороной пыльной ладони, глядя на перекопанную землю, сухую и каменистую. Солнце уже припекало. Мансур, щурясь и смаргивая капли пота, соскальзывающие со лба на брови и ресницы, вспомнил, как отец заставлял перекапывать грядки на подмосковной даче. Сам сидел на ступеньках крыльца с сигареткой, в накинутой на плечи рубашке, скрывавшей шрамы от осколочного и огнестрельного ранений, полученных в Сирии и в турецком Мардине в день гибели Зарифы, и командовал по-арабски:

— Активнее работай лопаткой. Активнее! Тебе в Кандиле придется этим заниматься, будешь ведь рядовым бойцом, а значит, должен стать мастером на все руки. И огород вскопать, и баранов пасти, и с автоматом наперевес, и пожертвовать собой во время очередной акции, когда понадобится прикрывать отход своих.

— Запугиваешь? — отмахиваясь от слепня, Мансур мечтал только о том, чтобы доковылять до гамака в тени навеса и улечься там с сигареткой и книжкой очередного русского классика. Освоив русский, он с удовольствием читал русскую литературу.

— Смягчаю. Все будет гораздо жестче, — без тени злорадства сказал отец.

Он всегда говорит с усмешкой, оставаясь при этом мрачным, поэтому понять его истинные чувства мало кто может. Несмотря на угрюмый вид, он магнетически притягивает людей. В тот год,