Новобранцы холодной войны - Ирина Владимировна Дегтярева

когда оканчивал школу, Мансур пытался невольно подражать ему, включать это мужское обаяние, когда вроде бы мрачен и излучаешь равнодушие ко всему, но окружающие хотят с тобой общаться. Недолго удалось играть в это обаяние, пока Александров не сказал ему серьезно:

— Ты не похож на отца. Разве что внешне. Горюнов такой от природы. В нем сочетаются противоположности, причем так органично, что он без каких бы то ни было усилий может очаровать даже туземца, который не знает ни одного европейского языка… И арабского уж точно, — добавил он с усмешкой. — В тебе притягательна твоя искренность. Все время кажется, что, когда ты говоришь, вот-вот раскроешь некую тайну. И ты ее в самом деле знаешь. Мало кто догадается, что врешь ты как дышишь. В этой псевдоискренности твой плюс. Ври так и дальше. Что ты краснеешь? Я в самом деле редко встречал настолько скрытных людей, выглядящих настолько искренними. Каждый раз, когда ты начинаешь говорить, создается ощущение, что ты сейчас порвешь на груди рубаху.

Мансур тогда переспросил, что значит «порвать на груди рубаху», генерал рассмеялся и посоветовал побольше читать. Впрочем, все же объяснил смысл фразы.

… — Ты что улыбаешься? — вернул Мансура из московских воспоминаний знакомый голос. Подняв голову от гряды, которую перекапывал в горах Кандиль, Мансур увидел в нескольких метрах от себя черный на фоне слепящего солнца силуэт высокого мужчины. — Давай коротко и по делу.

Сразу вспомнилась московская конспиративная квартира спецуправления, где Мансур встречался с Авдаляном несколько лет назад. Тогда еще Мансур стоял на перепутье, соглашаться ли на предложение генерала Александрова или не связываться.

Нет, Шиван Авдалян его нисколько тогда не вдохновил. Не слишком приятный тип. Но заинтриговал. Вокруг него витал еще малопонятный Мансуру флер романтики и скрытой силы. Но Авдалян — агент, а не профессиональный разведчик, поэтому у отца романтического настроя Мансур не замечал. Больше цинизма и гораздо больше внутренней силы.

Теперь Авдалян показался постаревшим и уже не таким романтичным. Черные глаза его стали старыми и больными или он слишком сильно щурился от солнца. Наконец он скинул с макушки солнцезащитные очки на горбинку переносицы и зашторил грустный взгляд.

— А ты упрямый, — сказал Авдалян, хотя сам призывал говорить только по делу. — Не думал тебя здесь встретить. Ладно, что там у тебя с Секо? Состоялась встреча? — Он переступил с ноги на ногу, едва не упав на высокой рыхлой гряде и взмахнув руками. — Мы тут торчим у всех на виду.

— Если будут интересоваться, скажу, что ты спрашивал дорогу в библиотеку, — с серьезным лицом пошутил Мансур. — Нет, с Секо я не виделся.

— Ха! — произнес Авдалян скептически. — Тебе из Центра велели носить то кольцо. Не знаю, о чем речь, и знать не хочу. Меня сделали связным для тебя. Мне это на кой? Своего риска хватает, чтобы из-за тебя голову подставлять. Еще передали «не форсировать».

Мансур облокотился о рукоять лопаты, отряхнул ладони и улыбнулся. «Какое “форсировать”? — подумал он. — Развитием событий и не пахнет».

— Ты знаешь, что в России война? Специальная военная операция. У нас из русского батальона многие хотят ехать туда добровольцами, воевать за Россию. Останавливаем, убеждаем, что у нас тут свой НАТО под боком, с которым надо бороться. Турки, курды ДПК… Они сливают информацию туркам о наших базах, шпионят за нами, если приезжаем в Эрбиль. Будь осторожен. Меня сам не ищи. Если что-то сверхсрочное, на штабе сзади около дерева царапни полоску под окном куском камня или кирпича… Дай закурить.

Раскурив сигарету, Авдалян для вида подошел еще к двум девушкам, ковыляя по каменистой разрыхленной почве. Посмеялся с ними и побрел дальше, придерживая кобуру на поясе, словно боялся, что оттуда выпадет пистолет.

«Война…» — Мансур мысленно произнес это слово и сел на гряду. Закурил, глядя на блекло-голубое небо. Там парил сокол, высматривая мышь, а может, и цыплят у зазевавшихся курдов.

Уезжал Мансур в преддверии событий на Украине. Уже все понимали, к чему дело идет. «Попросились добровольцами, — повторил он слова Авдаляна. — Взять и уехать туда. И гори оно все синим пламенем. Я тут грядки копаю, а там…»

Но его желание поехать участвовать в СВО могли расценить как трусость, как это ни парадоксально. Решат, что испугался нелегальной работы, когда надо фактически отказаться от самого себя, своей личности, вживаться в легендированный образ и, что самое неприятное, нет никаких гарантий безопасности. Может быть, поменяют в случае провала и ареста, но сколько придется вынести, если он откажется отвечать на все вопросы врага? А он откажется. И сколько придется ждать обмена? Год, два, десять? Церемониться не станут. В странах арабского мира, да, в общем, и в так называемых цивилизованных, со шпионами разговаривают жестко, с применением спецсредств на допросах, уж не говоря о банальном физическом воздействии.

Другое дело война. Прямое противостояние с врагом, когда рядом свои и хотя бы от них не надо таиться. Это ему ближе. Так было в Стамбуле, когда во время полицейских облав в Сулукуле приходилось бежать, отстреливаться во время погони и затем скрываться.

Горный воздух пронзил вскрик ястреба, боевой клич, долгим эхом повисший над горами.

Самолеты турок вылетают с базы в Диярбакыре обычно для бомбежки. Не так долго оттуда лететь, тем более реактивному F-16. Мансур уже видел такие налеты. Нынешний же был коротким и жестким. Воронки в грядках остались солидные. Курды успели разбежаться, залегли по краю огорода в щелях, вырытых там на случай авианалета.

Но Мансур, словно протестуя, никуда не побежал, прилег на гряде, сощурившись, глядел в небо. Верхний слой земли прогрелся на солнце, а снизу тянуло холодом, вызывая мурашки по спине и плечам. Надо было быстрее копать и идти в безопасное место.

Мансур вспомнил разговор с Александровым накануне отъезда. Генерал как раз заговорил о возможном начале войны:

— Этот нарыв вот-вот вскроется. Все малоприятное содержимое разольется по окрестностям. Начнется информационная война, которую мы, считай, проиграли уже давно. Из каждой щели у нас вещают против России, прикрываясь щитом того, что не против страны, а против руководства выступают. Начнет, конечно, контрразведка прикрывать эти источники, им, может быть, это наконец санкционируют, руки развяжут, но вся информационная почва пропитана ядом, как грибными спорами лес. Нельзя уничтожить, разве что только сжечь вместе со всем лесом. Но нас не поймут. А другие страны смотрят внимательно со стороны. Как будем себя вести, как реагировать. Начнется обвал международных официальных контактов. Надо будет удерживать авторитет там, где это возможно. Ближний Восток как раз то самое