Комикс - Ксавье О. Холлоуэй

* * *

– Живая смерть ходит по городу, разве не странно, комиссар?

Уэйд оборачивается к пролому – внутри во тьме стоит человек: очертания фигуры едва-едва выделяются, но при мигании света обретают яркий контур.

– Пришло время поговорить, комиссар.

Человек разворачивается и уходит в комнату с мигающей лампой. Уэйд несколько секунд раздумывает, сплевывает, вытирает губы тыльной стороной ладони, улыбается и заходит.

* * *

Сумрачный зал. Свет идет только от тихого камина. Слева от него стоит высокое кресло вороного цвета, а справа – небольшое вольтеровское. На столике между ними – пепельница и мягкий кожаный кисет с табаком. Тут же стоит бутылка хереса и два бокала из толстого хрусталя. Откуда-то тихо-тихо доносится музыка – скрипки.

Уэйд замирает на входе, капли пота стекают по лбу, он не может избавиться от ощущения дежавю. Пересиливая себя, делает шаг внутрь и замечает, что в правом кресле кто-то сидит. Уэйд осторожно подходит почти вплотную к сидящему и протягивает руку к его плечу.

* * *

Файерс достает трубку из внутреннего кармана и разглядывает ее.

– Мой адвокат Майкл Люмино был слишком откровенен с вами.

Уэйд, засмотревшись на огонь, отвечает с запозданием:

– Честно говоря, ничего особенного он не рассказал. Я примерно так и думал. Ну, детали и имена я не знал, конечно. Что-то позабавило, что-то расстроило, но в целом… Я надеюсь, вы с ним разобрались?

– Я обожаю предателей – они такие беззастенчивые и непосредственные. Трижды могут предать и потом так искренне покаяться, что даже будут прощены.

– То есть вы простили этого ублюдка?

– Я не верю в прощение. Я верю в месть. Единственное, что может меня осчастливить, – месть. Месть – это справедливость, равновесие.

Уэйд улыбается:

– Отчего же вы тогда такой грустный?

Файерс разражается хохотом.

– Так зачем это все?

– Преступление и наказание никогда не уравновешивают друг друга. Даже небольшая разбалансировка вызывает многократно-превосходящую реакцию. Рэй нарушает равновесие, Рэя убивают из мести – вроде бы все должно вернуться в прежнее состояние, правда? Но качели не остановить так быстро. Особенно если кто-то третий немного подтолкнет их… И вот, устраивается шоу в кинотеатре. Выглядит оно как ответ на убийство Рэя, а, по сути, становится объявлением войны всей системе, которую представляет Джек Инокс. Вроде бы идеальная комбинация. Остается подождать, пока они уничтожат друг друга, и занять их место.

– Друг друга? Они же вместе с Джеком угробили еще несколько сотен человек.

– Они не хотели убирать Джека так рано – его и остальных убил хаос, который они выпустили в кинотеатре. Вещество мутировало и вышло из-под контроля. Теперь они стали частью этой войны. Все стали ее частью.

– И все это только из-за этой отравы?

– А что вас удивляет? Ученые не сидят сложа руки – они изобрели такой хаос, который, боюсь, можно победить только еще большим хаосом. Теперь все предрешено. Войну не остановить. Как говорил Иисус, написанное должно сбыться. – Файерс берет кисет со столика и набивает трубку табаком.

– Почему это вещество не подействовало на меня?

– С чего вы решили, что оно не подействовало?

– Но у меня не было такого бреда, как…

– И потери памяти тоже не было?

– Нет…

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.

– Вы пытаетесь меня разозлить?

– А вы можете встать у меня на пути?!

– Я?! Вы же только что говорили о равновесии, а чтобы уравновесить вас, даже сотни таких, как я, будет мало.

– Вам не кажется, что последнее время вокруг вас происходит слишком много смертей?

– Вокруг меня? – Уэйд усмехается. – Намекаете, что я причастен? Я полицейский. Будь я садовником, мы бы сейчас о неурожае хризантем говорили?

– Ваше шутовство выдает в вас одинокого человека.

– Выдает?! Да я один живу уже много лет! Ха-ха-ха! Каждая собака это знает.

– Вы боретесь за власть в городе?

– Я бы сказал, это мое хобби. Бессмысленное, как и любое другое.

– Я могу вам помочь.

– Да, кстати, вы не знаете, зачем Элла похитила Эвила?

– Элла Томпсон питает слабость к драматургии и спецэффектам. Но вы проигнорировали мое предложение.

– Боюсь, я не смогу с вами расплатиться. Чтобы уравновесить вашу помощь, мне придется пожертвовать всем, не правда ли?

– Вы знаете, ваше дело, а также дела Тони Инокса, Рэя Тассилиана, Конрада Кей Эвила уже лежат на столе военного прокурора. Когда он до них доберется, то быстро поймет, что внимание, которое вы уделяли этим расследованиям, да и ряду других в последние годы, какое-то слишком пассивное.

– Это всего лишь моя работа – быть в стороне от каждого дела.

– Да, конечно. Но все это очень подозрительно на фоне сегодняшних событий. Я думаю, он захочет с вами побеседовать. А предварительно отправит группу с обыском к вам домой.

– И что он там найдет?

– Вещество, которым вы отравлены, не только нарушает работу памяти – оно срывает внутренние барьеры. С чего это вдруг комиссар полиции увлекается проституткой? А еще ему снятся жуткие кошмары. И в это же самое время в городе орудует маньяк…

– Вы все дерьмо последних лет хотите на меня повесить?

– Отказываясь от моей помощи, вы подписываете себе приговор. Вы же можете получить все. Вы сейчас на краю – еще немного и…

– Вы сами сказали, эту войну не остановить. И, как говорил Иисус, написанное должно сбыться.

– Господи, написанное… Вам не тошно от предсказуемости?

– Разве любовь предсказуема?

– Какая любовь?! К этой проститутке?! Вы серьезно? Ха-ха-ха…

– Любовь удержит на краю даже, когда по логике, расчетам и всем законам ты должен лететь в пропасть.

– …Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

Альбинос

Ангар с серыми металлическими стенами. В центре – полуголый Эвил сидит на электрическом стуле: руки, ноги и голова зафиксированы толстыми кожаными ремнями, лицо и торс затянуты запотевшей стретч-пленкой. В воздухе висит едва различимая дымка. Пахнет миндалем и чем-то горелым. От краев ангара ползет туман, во вспышках света похожий на грозовые облака. Элла подходит к стулу, и Эвил, заметив движение, принимается громко дышать через прогрызенное отверстие.

– Зачем эта театральщина? Вы бы еще какую-нибудь органную музыку включили. – За спиной Эллы стоит Файерс. Трость, черный костюм в тонкую частую светло-серую полоску. – Неужели нельзя без всего этого?

– Все это только для того, чтобы показать наши возможности. Показать, что мы все контролируем и что мы готовы с вами договариваться.

– Вы слишком самоуверенны и слишком много придумываете. О чем мне с вами договариваться? И зачем вы притащили сюда это? – Он кивает на Эвила.

– Это демонстрация