Комикс - Ксавье О. Холлоуэй

– А кто это? Нет, правда, кто это?

– Мэр Конрад Кей Эвил.

– Да? – Файерс усмехается. – Правда? А зачем он здесь?

– Я хочу показать вам, что мы контролируем город. У нас внушительные ресурсы. Мы не хотим быть вашими врагами.

– Откуда у вас эта тяга к представлениям? Разве нельзя просто обсудить дела при встрече?.. На переговорах в офисе? В ресторане за ужином в конце концов?

– Демонстрация всегда лучше.

– Да? А мне кажется, что этой театральщиной вы хотите скрыть от меня свою слабость и страх. Ваш страх и страх ваших боссов.

– Теперь у меня нет боссов. Я представляю себя сама.

– Вы переусердствовали с этим туманом… Я словно в постановке Шекспира. Вот-вот появится тень отца Гамлета… Хотели театр? Пожалуйста!

Из дальнего угла ангара не спеша выходит высокий сутулый белолицый человек в грязном белом костюме. Плечи и голова дергаются. Слышно, как щелкают его суставы и шейные позвонки. На плече он держит обнаженный труп – голова, ноги и руки трупа дергаются в такт его движениям. Подойдя к ним, человек улыбается, демонстрируя черные редкие зубы, и бросает тело под ноги Эвилу, а тот, не видя ничего, все так же громко дышит: лоскуты пленки у его рта вздрагивают и трепещут вместе с затяжными сиплыми выдохами и вдохами.

– Что это? Зачем он это принес?

– Тоже своего рода демонстрация. Вы ведь сами выбрали такую форму переговоров. Встретились бы за ланчем, и я бы просто сказал «Нет». И никаких хлопот. А так… Столько усилий! Столько смертей! Еще и вынудили меня говорить с вами на… этом визуальном языке. Надеюсь, вы знаете, что контроль – верный путь потерять голову?

– Я вас не понимаю.

– Контроль обманчиво упрощает жизнь. Контроль упрощает сложное. – Файерс медленно шагает вокруг Эллы, постепенно приближаясь к ней. Элла поворачивается вслед за ним. – Незнание или недоработку еще можно понять, но я терпеть не могу упрощателей – они сознательно опускают сложное на свой уровень, сознательно обедняют сложное ради иллюзии контроля. – Голос Файерса меняется, словно кто-то выкручивает автотюн. – А я терпеть не могу, когда меня обедняют! ОБВОРОВЫВАЮТ МЕНЯ! МЕНЯ!

– Я…

– Вы до сих пор не смогли уловить в моих словах ничего! НИЧЕГО! Как же вы после этого можете что-то контролировать?

– Я…

Файерс, проходя мимо стула, касается спинки и улыбаясь перетирает пыль между пальцами, наклоняется к Эвилу и что-то шепчет ему на ухо: Эвил в ответ кричит и обессиленно пытается вырваться. Файерс выпрямляется, улыбается и скучающе произносит:

– Каждая ситуация обладает таким безумным количеством деталей, не замечая которых вы лишаете себя полной картины… – Миндальный запах уже ощущается горьковатым привкусом во рту. – А тот, кто не пытается постичь все детали, не может понять, что все контролировать не-воз-мож-но…

– Я лишь хотела продемонстрировать вам, что мы обладаем серьезными ресурсами, чтобы в будущем…

– Вы? Обладаете ресурсами? Какими? Теми, которые я продал вашему партнеру? И вы пытаетесь мои ресурсы выдать за свои? Или вы выдаете за свои ресурсы способность убивать и издеваться над умалишенными?

– Но…

– Ваша глупость бесконечна.

– Но…

– Бесконечна…

– Да черт возьми, я ведь сама к вам пришла! Я могу быть вам полезной!

Эвил кричит – Элла переводит взгляд на него и обратно, но Файерса уже нет.

Нет.

Рядом стоит белолицый все с той же улыбкой. В черных провалах глаз мерцают зеленоватые блики в ответ бешеным стробам. Эвил переходит на писк – лоскуты пленки все так же трепещут у его рта.

Белолицый безостановочно дергает головой – шейные позвонки щелкают так, что Элле кажется, будто это щелкают ее собственные позвонки.

Позвонки.

Она слышит шорох снизу, поворачивается и видит, что труп у ног Эвила шевелится. Она пытается шагнуть назад, но падает и оказывается лицом к лицу с мертвецом. Она узнает Винни, приоткрывает рот, закатывает глаза и замирает.

Медленное отдаление от лица Эллы открывает растекающуюся по полу кровь… Появляется разодранная кровоточащая шея, из которой торчит бледно-розовая кость позвоночника. Черные ботинки и бело-серые заляпанные кровью брюки. Железные ножки стула. Голые ступни, щиколотки и изодранные колени Эвила. Намокшие от крови ремни. Впившиеся в подлокотник пальцы Эвила и рядом – огромная рука с длинными влажными бликующими когтистыми пальцами. По замотанному пленкой торсу Эвила стекают струйки крови. Насквозь промокший пиджак белолицего уже не белый, а темно-бурый. Туман подобрался почти вплотную. Затянутое пленкой лицо Эвила покрыто красными подтеками – он все так же часто дышит, и с его выдохами красные брызги летят в сторону белолицего, который правой рукой крепко держит безголовое подрагивающее тело Эллы: из шеи редкими, уже затухающими волнами пробивается кровь.

Отдаление замирает в тот миг, когда почти достигает подбородка белолицего.

– Что он тебе сказал на ухо? – голос тихий, тягучий, почти шепот.

Колени Эвила трясутся.

– Что он сказал?

Эвил с хрипом выкрикивает по одному слову:

– СЕЙЧАС! ТЫ! РАЗВЛЕЧЕШЬ! НАС!

Белолицый исчезает. Безголовый труп падает. С нескольких сторон включаются прожекторы. Под потолком загорается и взрывается надпись «Стрим».

СЕЙЧАС!

ТЫ!

РАЗВЛЕЧЕШЬ!

НАС!

СЕЙЧАС!

ТЫ!

РАЗВЛЕЧЕШЬ!

НАС!

СЕЙЧАС!

ТЫ!

РАЗВЛЕЧЕШЬ!

НАС!

Режиссерская версия

Синкопа

Поздний вечер. Мороз. Скользко. Шатаясь, не помня себя, Уэйд бредет по улице. Ветер терзает незастегнутое пальто. Он иногда хватается за стены, чтобы не упасть. Все изображение вокруг него размыто. Он настолько пьян, что его целеустремленности покоряется все: машины пропускают, прохожие шарахаются, фонари освещают нужную дорогу.

Он встречает ее там, где договорились. Видит ее смутно, в расфокусе. Всю дорогу в такси они молчат.

Доезжают до какого-то ресторана. В тепле после мороза он пьянеет еще сильнее. Заказывают что-то. Сквозь далекие звуки он слышит, как она задает вопросы, как он отвечает, как она несколько раз ядовито потешается над его видом. Он поднимает голову. Фокусирует взгляд. Слушает, как она говорит ему что-то неприятное. Понимает, что его очередь говорить, и отвечает на тот вопрос, который она не задавала. Она испуганно смотрит на него.

Его тошнит. Он встает и уходит. В туалете его рвет так, будто все естество стремится покинуть тело. Пару раз припадает к крану и выблевывает мутную воду. Слегка трезвеет, умывается, полощет рот, нюхает дыхание, морщится, приглаживает волосы, осматривается и, шатаясь, возвращается за столик.

Она говорит, что уже поздно и что-то еще. Он синхронно соглашается с каждой ее фразой. Они выходят на улицу.

Их такси сопровождают вихри летящего снега. Бессчетные фонари трепещут в окнах соседних автомобилей.

Ударь