Комикс - Ксавье О. Холлоуэй

Одновременно чья-то фигура с ножом в животе, пошатываясь, ступает в освещенный участок комнаты и падает, сливаясь со своей неуклюже метнувшейся тенью. На полу быстро расползается темно-красное пятно.

Голос со стороны двери:

– Ублюдок…

Дверь медленно закрывается, и все помещение так же медленно погружается в густую тьму.

Тонкая полоска света перебегает через тусклое золотое кольцо на безымянном пальце упавшего.

Шорох и хрустящее стекло.

Звук выключателя: желтоватый свет, моргая, накаляясь, возрождает из тьмы просторную гостиную с мягкой мебелью, дубовым паркетом, белыми стенами и парой черных от ночи окон. На стенах – скупые рамки с невнятными фотографиями черно-белых и коричневых тонов.

Из прихожей вкатывается маленький журнальный столик. В стеклянной столешнице почти диагональная трещина. Упавшая китайская фарфоровая ваза с увядшими, почти черными цветами перекатывается туда-сюда, проливая мутную воду на стекло. Столик врезается в тело. Цветы падают рядом с рукой. Ваза медленно останавливается на самом краю.

Еле слышный звук от зажигалки – из прихожей в комнату прокрадывается дым. Мужской силуэт сползает по стене: лица не видно – только плечо, окровавленная рука с сигаретой на согнутом колене. Сигарета падает на пол и плавит ковролин.

Мужчина медленно поднимается, открывается дверь, и комната пустеет, словно из нее моментально вышел воздух: кажется, что все пространство заполняет кровавая темнота.

Любовь

Уэйд подъезжает ко входу на кладбище. Припарковаться негде. Он частично перекрывает выезд с парковки, выходит из машины. Солнечно, безветренно, тепло: на освещенных участках обочины слякоть от тающего снега, а в тенях все мерзлое. Тишину иногда прерывает щебетанье воробьев из кустов возле изгороди. Уэйд поскальзывается, упирается в капот и смеется.

Со стороны дороги доносится звук сирены, Уэйд оборачивается и замирает: на аллею на большой скорости с заносом выезжает патрульный автомобиль. Уэйд с улыбкой достает сигарету и дожидается, пока тот подъедет. Полицейский кричит из открытого окна:

– Сэр, вас все разыскивают! Джеймс Кеннет убит!

– Что?!

– Только что передали по рации. Я видел, как вы проезжали, и решил вас догнать. С вами не могут связаться. Рация и мобильный не отвечают.

– А, черт! Поехали!

Уэйд садится в машину, заводит двигатель, с минуту буксует, выкручивает руль туда-сюда, матерится, но в конце концов выезжает на асфальт, забрызгивая грязью припаркованные машины, и, включив сирену, устремляется за патрульным автомобилем.

* * *

Одиночная камера без окна, грубые стены цвета асфальта, лампочка висит под самым потолком. На нарах сгорбившись сидит Майкл Люмино. Рубашка и пиджак в крови, лицо исцарапано, губы разбиты, руки грязные. Сначала открывается окошко в двери и чуть погодя – сама дверь. Майкл оборачивается. На пороге стоит надзиратель:

– Мистер Майкл Джулиан Сили-Люмино, напоминаю: у вас ровно час на встречу с адвокатом.

– Спасибо.

Надзиратель отступает. В камеру входит Файерс:

– Спасибо, Карберри. Ты очень любезен сегодня.

Дверь закрывается.

– У вас сложное имя, Майкл… Знатный род, что поделаешь, да? Но отец ваш, Джулиан Люмино, был в высшей степени благородным человеком и не добавлял к имени ничего лишнего. Дед ваш, Сэр Сили-Люмино, своим трудом и вовсе заслужил рыцарский титул. А вы присвоили их имена и думаете, это что-то значит?

– Это мое уважение к памяти предков.

– Отчасти да… Доля истины в этом есть. Даже искренности, я бы сказал… Что поделать, если у вас нет шанса проявить себя так же, как некогда ваши пращуры?

– Чего вы хотите?

– Я хочу сказать вам, что вы живете в кредит, который оформил еще ваш дед. У вашего отца хватило ума, трудолюбия и предприимчивости продлить срок кредита за пределы своей жизни, но вы растранжирили все.

– Но все-таки чего вы хотите?

– До поры вы оправдывали ожидания, но в последние несколько дней вы… позволили себе лишнего. Покусились на жизнь важного для меня человека, а сегодня не были сдержаны в разговоре с комиссаром полиции.

– В ближайшие дни он бы и сам обо всем догадался.

– Но не до встречи со мной. Вы знаете, что я больше всего ценю?

– Непредсказуемость.

– Правильно. Я ценю только непредсказуемость. Вы не должны при первой же опасности поддаваться инстинктам, то есть действовать предсказуемо. Непредсказуемость – залог успеха любого нового дела. А вы делу навредили. Я терпеть не могу, когда все идет по начертанию.

– Но при этом, как собака, грызете палку, которой вас ударили?

– Как грубо. Но вы правы, я с удовольствием загрызу вас.

– У вас нет выбора.

– Да. Но удовольствие-то я получить могу! Я, конечно, люблю непредсказуемость – так же, как золотоискатель любит золотые вкрапления в тоннах бессмысленной породы – но избавляться от породы тоже часть процесса. Иначе золото не добудешь. А уныние, как мы знаем, – грех. Часто попадается не золото, а уголь, ну и что? Не пропадать же добру. Поэтому гореть вам, дорогой мой Майкл Джулиан Сили-Люмино. Прямо сейчас.

У Майкла загорается один из рукавов пиджака – он достает сигарету, прикуривает от огня, покачиваясь, затягивается и широко улыбается, демонстрируя поредевшие зубы:

– Что ж… Я тоже с удовольствием буду ждать вас.

* * *

В черноте синеет двухэтажное здание судебно-медицинского морга. Тусклый голубой свет в окнах. Лампы в уличных фонарях мигают от ветра. Косые штрихи снега с дождем. Наледи на бордюрах.

К моргу идет высокий сутулый человек в белом костюме – его голова и плечи безостановочно вздрагивают. Одним движением руки он выбивает дверь. Заходит внутрь: крики, пара выстрелов, все затихает.

Через несколько минут открывается окно второго этажа, мужчина выбирается на подоконник, повисает на карнизе и спрыгивает к мусорным бакам, встает и, хромая, убегает за угол.

Металлические ворота распахиваются до упора и словно в замедленной съемке валятся на асфальт вместе с кусками бетона и кирпичей. Из клубов пыли и дыма выходит сутулый: его голова и правое плечо все так же дергаются, а через левое плечо лицом вверх переброшен голый труп с биркой на ноге.

* * *

Уэйд стоит возле разрушенного входа в морг и скучающе пинает туда-сюда кусок арматуры – тот глухо позвякивает. Пара полицейских подводят к нему хромого сотрудника морга.

– Это была сама смерть, комиссар.

– Он пьяный? Нет? Я видел записи. Какой-то псих вынес труп из морга. Кого он вынес, кстати?

– Неизвестный. Привезли сегодня. Убийство возле бара «Обскурус».

– Как же задолбали эти убийства… Каждый день, как в дешевом детективе… Хочу в отпуск…

– Это была сама смерть, комиссар!

– Господи боже мой! Ты головой ударился?! Смерть, блядь! А еще апостол Петр, – Уэйд указывает внутрь морга, – стоит сейчас вон там