Комикс - Ксавье О. Холлоуэй

– Да, именно там в первую очередь.

– Честно говоря, мне и добавить-то нечего. Понятия не имею, где он может быть. Я ведь не интересовалась никогда, куда он сбегал от меня. Я была уверена в нем. А он меня разочаровал. Я очень долго была на него обижена.

– А как вы познакомились?

– Он пришел брать у меня интервью. Прямо вот как вы сейчас. Хотя у вас это допрос или как это там у вас называется?

– Что вы, какой допрос. Допрос – это если бы вы пришли к нам, или если бы вас к нам привезли.

– Забавно. Я хотела бы попробовать. Помните, как в том фильме? Я так и представляю себя на стуле перед несколькими офицерами…

– Уверяю вас, там все не так, как в кино.

– Ну какой же вы неромантичный! А еще Чехова любите… А ведь у него там звездное небо…

– Да, небо в алмазах. Но моя работа отбивает романтизм.

– Печально… Знаете, какая у меня любимая картина?

– Судя по всему, Ван Гог?

– «Звездная ночь над Роной». А вы поразительный человек, мистер Кеннет. Могу я звать вас просто Джеймс?

– Как вам угодно. А Элиас брал у вас интервью по какому поводу?

– Господи, да я и не помню уже! Скорее всего, по поводу очередной выставки, которую мы привезли. У нас их несколько каждый год. Возможно, это были импрессионисты, потому что он поразил меня тогда тем, что терпеть их не может. Еще помню, что он был милый, застенчивый, даже наивный, наговорил мне комплиментов, и я не устояла. Ой, да никто бы не устоял! Знаете, такой черноволосый, высокий, немного нескладный, угловатый, вьющиеся волосы, похож на французского актера – я была сражена!.. Ой, вы разбередили мне сердце… Давайте допьем шампанское. – Она разливает остатки.

– А надолго он сбегал от вас?

– Когда как: когда на день, когда на неделю или около того.

– И сколько вы были вместе?

– Ой, по моим тогдашним меркам, долго. Где-то полгода. У меня тогда дольше недели ни с кем не получалось встречаться. Ну максимум две недели. А с ним я на полгода словно в омут окунулась. Сама себе тогда удивлялась. Мы поженились через месяц после интервью. Он не был похож ни на кого из моих знакомых. Какой-то обыкновенный и простой, и я с ним была простой и спокойной. Наверное, мне как раз этого и не хватало тогда. Я весь год была в депрессии после разрыва со вторым мужем. Не могла никак собраться, а он появился и как-то незаметно успокоил меня, примирил с собой… Слушайте, да вы опасный человек, Джеймс! Я почти никому об этом не рассказывала! Вам бы в психологи податься.

– Да я, в общем, ведь ничего и не делал, просто пару вопросов…

– Нет-нет, Джеймс, не прибедняйтесь! Я ведь прямо как на исповеди побывала сейчас. У меня словно давний камень с души свалился. Признавайтесь, в чем ваш секрет?

Кеннет пожимает плечами, закрывает блокнот и кладет его во внутренний карман.

– Да нет никакого секрета.

– О нет, Джеймс. Уж поверьте мне, у меня глаз наметанный.

– Верю. – Кеннет улыбается и поднимает бокал. – И выпиваю за вас это шампанское.

Валери засматривается на него и задумчиво произносит:

– Никак не ожидала, что эта встреча будет такой… А еще Чехов и Ван Гог… Знаете что, приходите к нам завтра на открытие ретроспективы фильмов великих французских режиссеров. В девять вечера.

– В кинотеатре «Кей-Эм-Эс»?

– Боже упаси! Здесь, в городской галерее. У нас свой кинозал и всегда приличная публика. Будет вечер памяти Рэя Тассилиана – он очень любил французский кинематограф. Семья решила в его честь устроить эту ретроспективу, а полученные средства отправить на благотворительность.

– А кто такой Рэй Тассилиан?

– Недавно ушедший наследник династии. Очень печальная история. Мы все никак не можем оправиться. Этот вечер, наверное, наш способ… попробовать жить… без него.

– А что с ним случилось?

– Несчастный случай. Взорвался газ. Можнет, вы слышали? Это случилось в прошлом году. Взрыв был очень сильный, погибло несколько человек, здание разрушилось. Здесь, как раз напротив отеля…

– Да-да, слышал, конечно. Соболезную вашей утрате.

– Да, Рэй был нашим светом и общей нашей надеждой. Столько планов… Столько всего не реализовано… – Несколько слезинок пробегают по щекам Валери, но она будто бы их не замечает.

– А сколько ему было лет?

– Молодой, возраст Христа. – Валери широко улыбается – Знаете, он был такой… За ним все шли и все верили ему… Эх, Джеймс, нельзя умирать в таком возрасте: мир рушится… Простите, что я так расчувствовалась, но я никак не могу привыкнуть…

– Понимаю, как вам тяжело, но, поверьте, наши близкие не уходят от нас после смерти. Ведь и Иисус тоже воскрес.

Валери пристально на него смотрит и медленно стирает слезу со щеки.

– Вы, похоже, многое пережили.

– Каждый из нас что-то пережил.

– Так вы придете завтра? Буду очень рада видеть вас. Поговорим о Чехове. Я ведь обманула вас, что не люблю его. На меня нахлынуло прошлое, и я вспомнила, как разозлилась на Элиаса тогда. А все, что с ним связано, почему-то раздражает меня до сих пор. Я ведь полюбила его тогда, хотя и не хотела. А он ушел. Ну вот, опять я раскрываю перед вами душу. Как вы это делаете?

Кеннет пожимает плечами:

– Мне пора, Валери. Я постараюсь приехать завтра и тоже буду рад видеть вас.

– Буду с нетерпением ждать.

Ее рука все такая же холодная.

Сон на двоих

Уэйд открывает глаза и сначала не понимает, где он. У него болит голова. В комнате темно, в просвете между двух тяжелых штор белеет улица. Слева спина и спутанные рыжие волосы Моны. Он не помнит, как здесь оказался… Хотя… Вроде бы он напился… Должен был встретиться с Моной… И встретился. Он тихо встает, подходит к окну и выглядывает в просвет. На улице снегопад.

Она притворяется спящей. Слышно, как он открывает окно. Сквозняка почти нет, но мороз подбирается к ее голым ногам, дотягивается до спины и шеи. Она закутывается в одеяло и поджимает ноги. Сотни мыслей проносятся в голове, ни одна не задерживается. Она пытается решить, как сказать, что уезжает, и понимает, что сказать будет просто и что ей все равно, как он отреагирует. Слезы. Ей кажется, что она самая несчастная в мире, что она проклята и что ее уже ничего не спасет, что ей нужно уехать во что