Край мертвецов - Влад Райбер

Продавец сказал:

– Берите, что девочка просит. Я вам довезу её на санках.

Было чувство, что все вокруг такие добрые! Все хотели меня порадовать.

Дома мы поставили ёлку в ведро с песком и сразу начали наряжать шариками, мишурой, гирляндой и блестящим дождиком. Я себе все руки исколола, но ничуть не расстроилась. Так мне было радостно! Я сказала, что ветки дерева похожи на кошачьи лапы, а иголки острые, как когти.

– Правильно! – ответила мама. – Ветки ели так и называются – лапник, ведь они как пальцы растопыренные.

Она состроила хищную гримасу, вскинула руки и стала похожа на дикую кошку. В её акриловых красных ногтях отражался свет лампочек. Мне на мгновенье сделалось страшно. Заметив мой испуг, мама улыбнулась и погладила меня по волосам.

Но ко мне так и прилепилось это слово – «лапник». Я смотрела на ёлку и видела не пышную крону, а отдельные ветки. Как зелёные руки, торчат вверх, закрывают ладонями невидимое лицо.

Лампочки гирлянды мерцали в углу, подсвечивали то одни, то другие ветки. И мне казалось, что это человек бьётся в муках и в слезах, закрывается руками.

Я призналась маме, что боюсь нашу ёлку. Она попросила подождать немного, ведь скоро праздник. А утром, после новогодней ночи, я проснусь и найду под деревом подарок.

В том году мы отмечали вдвоём с мамой. К нам заходили бабушка и дедушка. Немного посидели за столом, подарили мне конфеты, игрушки. Но я знала, что главный подарок ждёт меня утром.

В свои пять лет я уже сомневалась на счёт Деда Мороза, тем не менее была в предвкушении чего-то волшебного.

Но той ночью мне приснился кошмар. Будто я просыпаюсь, иду в зал. Там на диване сидит мама. У неё опустошённое лицо, заплаканные глаза. Она словно не видит меня. Под ёлкой лежат фантики от конфет и мои старые игрушки. Это выглядит, как обман. Меня одолевает обида и всё же я тянусь к игрушкам. Мою руку хватает зелёная лапа, впивается острыми иголками в кожу. И мне больно!..

Дальше не знаю: проснулась ли я по-настоящему или всё ещё видела сон. Я лежала в постели. Была ночь. Кошмар напугал меня, и я хотела к маме. Она спала в зале.

В центре комнаты на столе остались салаты и напитки, укрытые скатертью. Мама спала, подвернув под себя и обняв одеяло. Ёлка в углу переливалась красными, синими и жёлтыми лампочками.

– Мам, – прошептала я с порога.

Вдруг послышался тихий звон украшений, шелест веток и мишуры. У макушки новогоднего дерева, в стороны разъехались две массивные ветки, открыв лицо. Глаза, обрамлённые тёмными кругами, оскал, сияющий множеством зубов. Это была не ёлка!

– Ку-ку! – раздался низкий дразнящий голос.

Мама нахмурилась во сне, издала стон и повернулась на другой бок. Я почувствовала, как шевелятся волосы на голове. «Дерево» будто привстало с корточек и приняло свою истинную форму. У него была голова, туловище и ноги, густо покрытые иголками.

Оно сделало шаг к дивану. Украшения качнулись. Руки-лапники нависли над моей мамой. Я казалась себе крошечной, бессильной, неспособной защитить ту, что была мне дороже всего на свете.

Глаза наполнились слезами. Я не хотела видеть, что оно сделает с мамой, убежала в свою комнату, забралась под одеяло и тихо плакала пока не уснула.

В очередной раз пробудившись я не могла понять, что сон, а что реальность. Я не думала о подарках, когда выбиралась из постели, мне просто хотелось видеть, что с моей мамой ничего не случилось.

Она ещё спала и слегка похрапывала. Ёлка стояла на своём месте – в ведре с песком. В утреннем свете было видно, что это всего лишь спиленное дерево. Оно больше не пугало.

На полу стоял плотный, блестящий пакет со сладостями, а рядом то, что я хотела: игрушечный домик с маленькими куклами. И большая бежевая коробка с красным бантом.

В те годы было не принято дарить подарки в такой упаковке. Я видела подобные коробки только в рождественских фильмах. И это привело меня в восторг. Там что-то особенное! Я сгорала от любопытства.

Шорох ленты разбудил маму. Она увидела, как я развязываю бант и спросила, с искренним удивлением:

– Где ты это взяла? Откуда эта коробка?!

Она себя выдала. Я сразу догадалась, что пакет с конфетами и домик – от неё. Значит коробка с бантом от Деда Мороза! Я и думать забыла о своих кошмарах и поверила в новогоднее чудо. Моё ликование продолжалось до тех пор, пока я не сняла крышку.

Там лежала голова. Меня поразила её реалистичность. Спокойное бледное лицо взрослого мужчины. У него были такие же кудрявые, как у меня, волосы.

Я не испугалась, а только подумала, что это какой-то странный подарок.

– Мама, а для чего это нужно? – спросила я, понимая, что не разберусь без взрослой.

– Это твой отец! – просипела мама, у неё тряслись губы, а от лица отступила кровь.

Тогда мне стало ясно, что в коробке не кукольная голова, а настоящая. Человеческая. Отрезанная…

До того дня, я ни разу не видела своего отца, и ничего о нём не знала. Он ушёл от мамы ещё до моего рождения.

Днём пришла бабушка и застала в квартире меня, охрипшую от плача. Безумную женщину, что сидела на диване, смотрела перед собой, дёргала себя за щёки и оттягивала губы. А на полу, в подарочной коробке лежала голова её бывшего мужа. Моего отца…

Мама больше не стала прежней. Всю оставшуюся жизнь, она провела в психиатрической клинике и не сказала ни единого слова. Если у неё случались приступы безудержного плача или смеха, ей делали укол, и она сидела блаженная.

Все, включая её родителей, подумали, что это она убила своего бывшего мужчину, отрезала ему голову, положила в коробку и преподнесла мне, как подарок.

В этом меня убеждал психиатр. Я рассказывала ему о «живом дереве», а он говорил, что все страшные видения нарисовал мой мозг, чтобы сохранить образ «идеальной матери».

Психиатр старался разуверить меня в «придуманном» и просил «принять реальность». Ему было важно, чтобы я проговаривала всё вслух. Мы словно разыгрывали пьесу. Он спрашивал: «Что произошло той ночью?», а я отвечала: «Когда я уснула, мама пошла домой к моему отцу и убила его». Врач спрашивал: «Почему она это сделала?». Я отвечала: «Потому что она не могла простить ему то, что он нас бросил».

Никто не знал, так ли всё произошло на самом деле. Это была удобная для всех ложь.