Край мертвецов - Влад Райбер

точно так же. Подумал: Вася скучает по маме. Девочка похожа на неё лицом, лампочки гирлянды дали неестественное нижнее освещение, зеркальная поверхность шарика исказила её черты, и она не узнала себя в отражении.

Я был предвзят к малышке. Недооценил её способность различать кажущееся и реальное…

В утро понедельника я почувствовал на себе бремя родительских обязательств: вставать в раннюю рань и везти ребёнка в детский сад. Пришло осознание: впереди ещё много лет такого недосыпа.

За день я успел объехать все рабочие объекты. У меня оставался час, чтобы побыть немного в одиночестве. Я приготовил чай, включил гирлянду и сел поближе к ёлке.

Было приятно любоваться новогодними украшениями и вспоминать что-то хорошее из детства, но потом я взглянул на тот самый красный шар… Под ним плавно гас и загорался жёлтый огонёк, и комната отражалась причудливо.

Казалось, я вижу старый диван, что-то похожее на пузатый телевизор из восьмидесятых годов. Так выглядела гостиная в моём детстве.

Я тронул шарик, он качнулся, но странное отражение не исчезло. Оглядываюсь назад – комната, как комната, смотрю в шарик, а там моё лицо на фоне картинки из далёкого прошлого. Причём являлась она только пока горела гирлянда. Лампочки гасли и отражение становилось неразличимым.

Сидя на коленях, я всё вглядывался и пытался понять: в чём тут фокус? Как это возможно?

Старые обои, вытянутый дверной проём. И в нём кто-то стоит! Женщина. Я оглянулся на дверь – пусто. Но в шаре… Теперь она стояла уже не в коридоре, а в самой комнате. И это была не моя покойная сестра, а женщина в годах, сухая, иссушенная старостью.

Лампочка погасла и снова загорелась – старуха ещё приблизилась! Теперь она была в центре гостиной! И опять за спиной никого нет… а в красном шаре… прямо над моим плечом висело лицо, изрезанное морщинами.

Плешивая старуха с крючковатым носом. Её как подвесили у меня за спиной.

Она была такая страшная, что я не вынес её вида. Зажмурился, присутулился и ждал, что будет. В комнате висела долгая живая тишина…

Никто меня не тронул. Позади по-прежнему никого не было. Одна половина комнаты впотьмах, другая в плавном мерцании разноцветных огоньков. Даже странное отражение в шарике исчезло.

Но я снял эту игрушку с ветки, убрал в коробку и запер чулан. Подальше с глаз!

В мыслях так и остался образ той старухи. Я её узнал. Это была моя покойная бабушка Вера. О ней мало что помнилось. Только как она чудно коверкала моё имя – называла «Павкой». И ещё как она умирала. Долго и тяжело. Мучительно стонала по ночам в своей комнате.

Моя сестра в детстве жаловалась, что бабушка её не любит, всегда с ней груба, никогда не скажет доброго слова. Да, Варвара часто причитала из-за бабушки. Хотя я сам не замечал, что они были не в ладах. Не знаю, в какие минуты моего отсутствия сестра и бабушка успевали ссориться.

Теперь обеих не стало. Обе умерли. Остались только я и шестилетняя Василиса. А то, что мы видели в красном шарике – осадок прошлого.

Хотелось верить, что всё будет хорошо и всё наладится.

Я забрал Васю из детского сада и повёл в торговый центр, дал ей возможность самой выбрать себе новую одежду. Хватит ходить в обносках. Вася выглядела, как самая счастливая девочка на свете.

– Ты мой самый лучший брат! – сказала она, будто у неё есть ещё один.

Потом мы зашли в кафе, где я усвоил урок, что если идёшь ужинать с ребёнком, то не стоит ничего заказывать себе. Дети не едят, а только пробуют.

Дома Вася сразу заметила, что красного шарика на ёлке нет, тронула пустую ветку, но ничего не сказала. Весь вечер мы смотрели аниме «Сейлор Мун». В детстве это был любимый сериал её матери.

– Я хочу пить! – вдруг сказала Вася.

– Ну, сходи и попей, – я подумал, что девочка просто ленится и не хотел этому потакать, а потом понял: ей может быть страшно в темноте.

Но она удивила меня своим ответом:

– Не могу! Там на кухне бабушка. Я её боюсь.

Какая ещё бабушка?.. Я с решимостью взрослого пошёл в коридор. Нужно было просто всюду включить свет и показать ребёнку: вот, смотри, нет тут никого!

Однако у меня поджилки тряслись, когда я шагал во мраке. В кухне шумел холодильник, но за этим звуком было что-то ещё… похожее на стук зубов.

Я глянул и обомлел! Там стояла сухая, плешивая бабка. Не морок, не виденье, а чёткий образ, проступающий в ночном свете. Её взгляд был направлен в сторону, она вся поджалась, обхватила себя за локти и сотрясалась в ознобе.

У меня сжались пальцы ног, как будто свело. Я боялся привлечь её внимание. Это была она. Старуха, умершая много лет назад. Она не могла быть живой! Её нашли на полу в зловонной луже собственных испражнений.

Внезапный громкий стук в дверь оборвал мои мысли. Я обернулся в сторону прихожей лишь на мгновенье, но когда снова посмотрел в кухню, старухи не было.

Кто-то настойчиво ломился в квартиру. Я открыл. В подъезде стоял какой-то хренов мужик с мёртвыми глазами и заострёнными чертами лица.

– Варька тут? – у него непроизвольно подёргивались щёки. Наркоман конченый…

– Варвара умерла, – ответил я.

– Твою мать, точно! – наркоман ударил себя по лбу. – А ты кто такой?

– Иди на хер отсюда! – я захлопнул дверь перед его лицом.

«Хорошие у тебя друзья были, Варя…», – у меня в голове мелькнула грешная мысль, что если бы сестра осталась жива, Василиса могла бы пропасть. Какой бы она тогда выросла? И тут во мне заиграла гордыня: какое бремя возложила безрассудная мать на благородного меня!

Но я тут же пресёк эти мысли, чтобы нимб над головой не вырос. Ещё неизвестно, каким я буду опекуном! Передо мной уже возникла странная трудность: старуха-покойница в квартире. И непонятно, что с этим делать. Расскажу кому – меня и самого посчитают наркозависимым.

Девочка и не застала свою прабабку. Почему она ей виделась?

Я спросил Василису, что она там говорила про старуху.

– Бабушка страшная! – сказала Вася. – Мама её боялась. Бабушка приходила к ней всё время. Из-за этого мама расстраивалась и… делала уколы.

У девочки лоб покраснел и в глазах замерцал блеск слёз. Я сочувствовал, но не остановил её. Казалось важным, чтобы она рассказала всё до конца.

– Бабушка пришла ночью к маме, а она так испугалась, что убежала на улицу раздетая… и замёрзла, – казалось,