Аномалия, рожденная смертью - Георгий Александрович Егоров

— крюки, широкие, размашистые. Нет ни одного чёткого прямого. Это было его слабостью. В каждый замах он вкладывал силу, но не точность. И не чувствовал пустоты после промаха.

«Если бы хоть один удар попал…» — подумал Фёдор. — «…мне бы вырубило не только сознание, но и память за последний год».

Но он не собирался ошибаться. Особенно теперь. После того, как пережил телку с косой. После того, как чуть не умер. После того, как понял, что он не просто жив — он зверь. Машина.

«Король» попытался схитрить. Поднял ногу — прямой удар в грудь, «мае гери». Красиво, по учебнику. Но слишком выверено. Слишком правильно. И слишком… долго. Мгновение — и Фёдор уже под ногой, будто в танце. Он поднял плечо. «Ахилл» противника оказался у него на ключице. Замок. Рывок.

Хруст был чистым, как щелчок хрупкой ветки в морозный день. В этом звуке было что-то страшное и… возвышенное.

«Король» заорал.

Нет. Он не крикнул. Он завизжал. Как девчонка. Как животное, которому наступили на ловушку. Этот вопль разорвал пространство. Трибун не было слышно — только этот голос, этот визг. В нём не было боли — только ужас. Ощущение, что конец близок.

«Школьник» отступил. Дал время. Пауза была частью игры. Он наблюдал, как «Король» корчится, сжав ногу, как животное, пойманное в капкан. Он пытался отползти, защититься, отмахнуться. Бой был не окончен. Он знал это. Смерть не торопилась.

— Он… плачет? — вслух прошептал Фёдор. — Да ну…

Да. Он ревел. Слёзы, слюни, всё перемешалось в один смрадный коктейль. Он был огромным и… жалким. И это зрелище вызывало не жалость — отвращение. Толпа уже что-то кричала, бросала бутылки, требовала мяса. И Фёдор решил — он даст им мясо.

Он начал приближаться, раскачиваясь из стороны в сторону. Жертва защищалась — дергалась, пиналась, но не вставала. Боль в колене лишила его опоры. Он был калекой.

— Нога. «Вот его слабое место», — прошептал «Школьник» себе под нос. — Ударить туда. Так, чтобы обоссался от боли.

Он сделал ложный выпад, отвёл взгляд, а затем — как кнут, как молния — резанул по сломанной ноге. Песок взлетел вверх, как из жерла вулкана. И вместе с ним — крик.

Теперь уже не визг. Хрип. Вой. Сдавленный, рвущийся из лёгких. Кто-то из зрителей упал в обморок. Кто-то захохотал истерически. А кто-то встал и начал биться в железную решётку, будто хотел сбежать.

Фёдор не ждал. Прошёл за спину. Обнял. Захлопнул замок. И сел. Колени упёрлись в спину «Королю», а руки врезались в горло. Это было не удушение. Это была... казнь.

«Король» брыкался. Пытался достать его руками, бил по голове, по уху, по шее. Фёдор терпел. Он чувствовал кровь на лице, но не отпускал. Только сильнее сжимал.

— Сдохни, — шептал он. — Сдохни, тварь.

Голова «Короля» наливалась цветом — пурпур, вишня, потом почти чёрная. Руки его обвисли. Он захрипел. Из уголков рта пошла слюна. Он был на грани.

И тут — финальный акт.

Фёдор поднялся, не отпуская захвата. Подтянул голову, как бы проверяя, жив ли ещё. И резко — вбок. С усилием. С нажимом. С хрустом.

Голова «Короля» провернулась в неестественном угле. Связки порвались. Что-то внутри лопнуло. Всё.

Зрители закричали. Кто-то вскочил. Кто-то плакал. Кто-то ржал в голос.

Фёдор стоял, запачканный кровью. В песке — тело. Уже не человек. Просто мясо.

Над ареной витала тишина. Та самая, которая бывает после взрыва. Когда уши звенят, а мозг отказывается понимать, что только что произошло.

— Хьюшенг… — выкрикнул кто-то.

— Хьюшенг! — подхватили другие.

Фёдор молча развернулся. И пошёл прочь. Через песок. Через ад.

Через победу.

Глава 14

Новый король

Харбин словно замер в ожидании. В подземельях подпольных рингов, в прокуренных комнатах ставок и на гнилых трибунах с заплатами из фанеры давно не звучало имя победителя. Месяц прошёл с тех пор, как Фёдор снес с трона прежнего «Короля». И вот уже месяц никто не осмелился вызвать его на бой. Ни одного претендента. Ни одного добровольца. Город знал — на ринг теперь выходят только те, кому жизнь наскучила.

Пустота боёв лишь казалась отдыхом. Времени стало слишком много. Слишком много мыслей. Слишком много силы, которую некуда было деть. Он изматывал себя тренировками на фазенде Кириллыча. Зал, груша, мешки, лапы, бесконечные раунды с тенью — его единственные собеседники.

Фазенда охранялась, словно тюрьма. За забором ревели мопеды и носились рикши, жизнь Китая кипела и шипела за пределами. А здесь всё было тихо и стерильно. Даже ветер здесь казался выдрессированным.

После последнего боя, Кириллыч, как и обещал, оформил на имя Фёдора счёт в Харбинском банке. Триста тысяч долларов. Шесть нулей. Деньги за пять поединков, которые школьник вырвал кровью и костями. Но всё было не так просто. Деньгами воспользоваться он не мог. Хитрый сукин сын, повар, открыл счёт с ограничениями: доступ — только по достижении совершеннолетия. Полтора года.

— Так нельзя, — тогда взорвался Фёдор. — Это мои деньги!

— Ты ничего не понимаешь, — отрезал Кириллыч. — Я и сам к ним не прикасаюсь. Я — всего лишь опекун. Это закон. Я могу только пополнять счёт. Всё по-честному.

— Честно? — прорычал Федя. — Когда ты со мной был честен?

Спор закончился ничем, как и большинство споров с Кириллычем. Он обещал раз в месяц приносить выписку со счёта. На этом и разошлись.

И больше его не было видно.

Фёдор с интересом слушал повара — другого, личного, того, что варил ему суп и приносил паровые булочки с мясом. Говорили, Кириллыч уехал в Россию. Дела. Бизнес. Что-то мутит. Оставил фазенду под охраной. Покинуть территорию было невозможно — на воротах стояли двое, один с автоматом, другой с глазами, как у собаки-пастуха.

Так и шли будни Фёдора. Из клетки — в зал, из зала — в душ, а потом на веранду смотреть, как вечерний туман расползается по бамбуковым зарослям.

И вдруг, однажды, тишину разорвал знакомый хриплый голос.

— Ну, как у тебя дела? — спросил Кириллыч, появившись в дверях кухни. Он будто постарел. Под глазами — тени. Лицо землистое, весь помятый.

— Сам видишь. Скучно.

— А вот и новости, — с ходу начал он, не дав втиснуться ответу. — Король ты, значит, один. Больше никто не хочет. Так что организаторы подпольных боёв предложили мне выезд. Поедем за пределы Китая. Тай, Филиппины, может, Малайзия. Завтра утром уточню.

Фёдор смотрел на него, и в груди у него сжалось. Нет, это не радость. Это была тревога, перемешанная