Влияние - Бентли Литтл

потому Он определенно знал, что ангела убили, но, может быть, Он был занят другими делами, потому что это Его знание не обращалось в действие. Как только Господь в полной мере сосредоточится на Магдалене, тут дело не обойдется распавшимися браками и пропавшими детьми. Разрушение будет тотальное. Небеса будут мстить.

Вот этого-то отец Рамос и боялся. Церковь нужно было очистить, скамьи отполировать, исповедальню привести в порядок, но все это могло подождать до утра. Он падал с ног от усталости и собирался, когда погасит свечи и проверит все двери, сразу же лечь и прогнать все заботы сном. Он зевнул и пошел по проходу.

– Гектор.

После той первой ночи отец Рамос не слышал этого голоса, хотя каждый миг опасался его возвращения, а теперь подскочил, услышав его. Как и в тот раз, голос доносился отовсюду и ниоткуда, обволакивал его всего, и он с криком ужаса упал на колени, молитвенно сложил руки, крепко зажмурил глаза.

Потом раздался смех, этот жуткий шипящий смех, глумящийся не только над его действиями, но и над самим его существованием. Сон как рукой сняло, отец Рамос посылал слова мольбы Господу, просил пощадить его жизнь, хотя и знал, что Господь не поощряет трусость, какую он демонстрировал.

Как и в прошлый раз, он услышал шарканье, словно что-то большое вошло в церковь и теперь брело по проходу; он открыл глаза и повернулся посмотреть, есть ли кто в проходе или нет, надеясь, что результат будет такой же, как и в прошлый раз.

Но на сей раз он увидел что-то.

Земляное существо, издевательство над творением Божьим, не человек, а монстр ростом в полных восемь футов и шириной в два человека вошел в часовню из ризницы и теперь направлялся к нему. У него не было ни рук, ни ног, только некие зачатки на его теле, намекавшие на конечности, и перемещался он чуть ли не вразвалку, это не требовало независимого движения ног. Его голова, однако, была не столь рудиментарна, и хотя черты его лица были сформированы из мелких камней и вмятин в земле, напоминало оно не столько примитивное лицо снеговика, слепленного детьми, сколько идеально вытесанное лицо классической скульптуры. И на нем застыло выражение лукавого злорадства.

Отец Рамос вновь почувствовал холод, не просто изменение температуры воздуха, но полную трансформацию окружающей среды, словно церковь переместилась в иную реальность.

– Гектор.

Голос эхом разносился по церкви, отдавался от стены к стене, от потолка к полу. Священник не думал, что голос исходит от неуклюжего монстра, но они явно были каким-то образом связаны, за веревочки их дергал один и тот же кукловод.

Господь Бог.

– Прости меня, – бормотал отец Рамос; его руки оставались сложенными, как при молитве. Он закрыл глаза. Если ему предстоит умереть здесь и сейчас, то он хотел уйти в мир иной с отпущенными грехами. – Я Твой скромный слуга и всегда таким был. Я знаю, я грешил и с благодарностью приму любое Твое наказание… – Слова слетали с его губ с нарастающей скоростью, сливались друг с другом. Он был уверен, что монстр прислан, чтобы забрать его жизнь, и он должен был успеть перед смертью снять тяжесть с души.

Он продолжал молиться, ощущая присутствие монстра рядом с ним, но… ничего не происходило. Он не открывал глаза, боясь увидеть что-то ужасное, но одновременно с текущими механическими словами молитвы его мозг продолжал лихорадочно работать. Если монстр прислан не для того, чтобы его убить, то зачем он здесь? Наверняка ведь что-то привело его сюда.

Отец Рамос впервые подумал, что, может быть, ангел был прислан вовсе не Богом.

Нет. Это было богохульством. Бог накажет его за сомнение.

Но ведь это никакое не богохульство, правда? Он знал, что существо, убитое ими, было ангелом, но, возможно, его уверенность основана только на том, что эта мысль была внедрена в его голову. Может быть, богохульством была вера в то, что это нелепое существо является одним из слуг Господа.

Он плотнее зажмурил глаза, голова у него болела. Ни одна из возможных вероятностей не сулила ничего хорошего.

– Гектор.

Он решил ответить голосу, а не прятаться от него.

– Да, – с опаской проговорил он. – Что тебе надо?

В его мозг врезался образ: ангел, мертвый и разлагающийся в коптильне Камерона Холта. Его разложение и тление значительно ускорились, а его темно-зеленая кожа теперь почти почернела, словно растаяла и походила на шоколадный сироп, которым полили его изуродованное, скрюченное тело. Отец Рамос тут же понял, что его долг состоял в том, чтобы защитить это тело, которое сейчас находится в стадии воскрешения, проходит процесс становления, а потому пребывает сейчас в весьма хрупком состоянии.

Священник открыл глаза; чувствовал он себя так, будто его мозг пронзил разряд тока. Монстр лежал перед алтарем, разлагаясь на свои базовые компоненты: глину, землю, песок, камни.

В церкви стояла тишина.

Существо исчезло. Отец Рамос встал, все еще нетвердо стоя на ногах, и уставился на массу перед ним, боясь прикоснуться к ней, боясь подойти ближе.

Теперь святой отец понял, что ангелу нужна защита… но он не хотел его защищать. Кто-то говорил с ним, кто-то внедрил этот образ ему в голову, но теперь он не был так уж уверен, что это был Бог, и впервые понял, что больше всего его пугала не вероятность гнева Господня, а сам ангел. Чем бы ни был этот ангел, он сеял разорение, и отца Рамоса пробрала дрожь при мысли о том, что тот может натворить, если воскреснет и превратится в то… чем становится теперь.

К нему вернулся порыв бежать из Магдалены, но он знал, что не сделает этого. Как бы он ни был испуган, его священный долг – приглядывать за его паствой, заботиться об их безопасности и спасении. К тому же он был частью этого, и хотя он не стрелял из пистолета, он ничего и не сделал, чтобы остановить тех, кто стрелял.

Усталый, перепуганный и эмоционально опустошенный, он погасил оставшиеся свечи, прошел мимо земляного холмика, хотя и старался держаться в стороне, и заперся в своих покоях.

Отец Рамос снял свой воротник, сутану, надел пижаму, лег и мгновенно заснул.

Ему снился мир, в котором летающие демоны заполняли небеса.

Глава 22

Росс решил не ехать на фермерский рынок. Особой нужды в нем на рынке не было. Что говорить, запасы яиц и меда на ранчо сильно истощились, и продавать их не имело особого смысла,