Влияние - Бентли Литтл

И тех, кто допустил это.

Таких, как он, например.

Отец Рамос проснулся, предчувствие неизбежного не покидало его. Он должен был провести мессу рано утром, а после выслушать исповеди, но гораздо более сильное поползновение обуяло его, и он оделся, не приняв душ, не побрившись, не поев, и поехал на ранчо Камерона Холта. Хорхе ждал его у испанских ворот, они посмотрели друг на друга. По взгляду Хорхе отец Рамос понял, что он видел тот же сон, и всем остальным, с кем он сталкивался, этот сон тоже, вероятно, снился.

– Туда, – сказал Хорхе, показывая на подъездную дорожку к дому, она была перекрыта недавно врытыми в землю столбами. Отец Рамос вспомнил о своем предыдущем приезде сюда, когда он хотел захоронить тело ангела, как подобает, в надежде, что это остановит их несчастья, и теперь он понял, зачем воздвигли эти столбы. Святой отец, вероятно, был не единственным, кто хотел похоронить, сжечь или уничтожить ангела, и теперь он понимал желание Камерона Холта не допустить этого, потому что он и сам теперь хотел того же. Сон прошедшей ночи разбудил в нем что-то, и, хотя он до сих пор так и не отделался от страха перед упавшим с небес существом – и перед гневом Господним, – он знал, что путь к спасению лежит не в сокрытии прошлого, а в приятии будущего.

Он остановил машину.

– Я не могу… – начал было отец Рамос, но Хорхе оборвал его.

– Машина тут, – сказал он. – Пешком.

Отец Рамос сдал назад и остановился у обочины рядом с сетчатым ограждением, соединенным с испанскими воротами. Он вышел из машины, запер двери, после чего кивнул Хорхе, который сказал:

– Я буду там. Мы все будем там. Идти.

Это был не просто сон, понял священник. Это было приглашение. Ангел хотел, чтобы он присутствовал, хотел увидеть его, и ноги отца Рамоса подгибались, когда он двинулся по подъездной дорожке.

Он заметил это не сразу – дорожка впереди заросла. Это показалось ему странным. Земля вокруг дорожки была абсолютно нормальная, тогда как дорожка по краям заросла сорняками и кустарником, и отец Рамос, подойдя поближе, увидел, что эти заросли не похожи ни на что, растущее в этой части штата. Или на земле. Между стеблями того, что походило на высокие бурые морские водоросли, покачивающиеся на ветру, словно в волнообразных океанических потоках, выделялась ярко-белая коралловая порода, стоявшая, как насмешка, над расположившимися неподалеку карнегиями – высоченными кактусовыми деревьями. Рядом же рос изящный папоротник, виднелись густые заросли плюща, который, казалось, для того и появился, чтобы оплести статуи…

тела

…людей.

«Все это часть Божественного замысла», – сказал себе отец Рамос. У него не возникло ни малейшего желания узнать, что это за замысел. Господь знает, что делает.

И все же он шел дальше не без волнения, обходил торчащие кусты, перешагивал через виноградные лозы, растущие поперек подъезда. Краем глаза он заметил движение, посмотрел влево и увидел длинношеего грифа с огромным клювом, которым он выдалбливал глаза у еще живой ящерицы размером со среднюю собаку. В кустах подальше виднелись бледные болезненные черты кого-то, напоминающего мутировавшего человеческого ребенка, чьи глаза смотрели на отца Рамоса.

Он поспешил дальше.

Впереди был дом и рядом с ним сарай. Между двумя этими сооружениям стояла, сидела, коленопреклонялась перед коптильней группа людей, а вокруг них, словно ограда или препятствие, лежали кольцом мертвые коровы. Он прошел через странный низкорослый кустарник с тонкими, похожими на паутину стеблями и поспешил дальше. Над многими из тех, кто стоял здесь, висел неразборчивый гул молитвы, и когда отец Рамос вошел в кольцо, выложенное телами животных, он тоже начал молиться, обращая импульсивные слова благодарности к Святой Троице, деве Марии и к ангелу за то, что они позволили ему прийти сюда.

Сила ангела была почти безграничной. Отец Рамос не припомнил, чтобы на Новый год он чувствовал здесь нечто подобное, но теперь воспоминания о пережитом в церкви и о голосе, что называл его по имени, вновь вернулись.

«Гектор».

Он испуганно поднял глаза. Кто-нибудь еще слышал это? Никто, казалось, не шелохнулся, никто не поднял головы на коптильню или на него, а потому он мог заключить, что голос этот звучал только в его голове.

Но был ли голос игрой его воображения или с ним и в самом деле говорил ангел?

– Отец.

Он повернулся и увидел Сисси Хит, Хуаниту Хуэрта и Айрис Томас – они как раз проходили между двух мертвых бычков и направлялись в его сторону. Еще дальше на подъездной дорожке за ними из кустарниковых зарослей хмуро поглядывал Верн Гастингс, сопровождаемый Хорхе. Это были люди из его сна и, встречаясь взглядом с новоприбывшими, он знал, что был прав: им этой ночью снился тот же сон.

«Где же Холт?» – недоумевал он. Ранчеро в его сне не было, как не было его и здесь, и отец Рамос подумал, уж не случилось ли с ним что-нибудь.

Не отомстил ли ему Господь?

Вперед вышел Хорхе, просители остались позади, он вытащил из кармана ключ и открыл замок коптильни. Движением руки он пригласил отца Рамоса и всех остальных войти. Рабочие остались там, где стояли, а пять других человек из его сна сделали шаг навстречу тьме.

Внутри все было так, как себе и представлял отец Рамос, и все вошедшие заняли те же места, что и во сне. В середине помещения находилось тело ангела в стадии куколки, и оно казалось более темным и угрожающим, чем он ожидал. Святой отец знал, что должен молиться, но боялся обращаться к ангелу напрямую, и нездешнее дикое выражение его лица ужасало так, что мороз подирал по коже.

И все же…

Отец Рамос знал, как защитить ангела.

Он не знал толком, когда это началось и как оно происходит, но ангел общался с ним, общался со всеми. Он не говорил с ними, не посылал им телепатических сигналов, он просто позволял знанию проникать в их головы, перенося его сквозь пространство. Священник смотрел на его злобные черты, и хотя он не испытывал той любви, которую должен был испытывать, он понимал, что Бог хочет, чтобы Его ангел был под защитой, пока он… она?.. оно?.. не пройдет все стадии метаморфоза. Каким он должен стать по окончании всех превращений, отец Рамос не знал, но в его обязанности