Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Теперь у меня полный комплект органов в единоличном пользовании. Только левой ноги не хватает. Доктора уверяют, что я смогу научиться ходить с протезом. И что, возможно, если с моим здоровьем все будет в порядке, я даже смогу когда-нибудь родить ребенка. Здорового и красивого. Такого, как все… почти все.

У меня в палате есть телевизор, и когда я чувствую себя немного лучше, то смотрю новости. Там много говорят про дело доктора Симакова, которого судят за опыты над пациентами. Он признан невменяемым. Журналисты называют его маньяком и «вторым доктором Менгеле». Однажды в новостном выпуске даже показали его лабораторию – как выяснилось, там, конечно же, никто ни разу так и не воскрес, не поднялся из жутких кафельных ванн. Люди просто умирали. А он с упорством глубоко помешанного раз за разом возобновлял попытки отмотать вспять время, изменить роковой генетический набор. Сумасшедшие попытки, практически бессмысленные с научной точки зрения. Но он пытался снова и снова, потому что на втором этаже интерната вот уже шестнадцать лет жила его дочь.

Я давлю на кнопку пульта. Не хочу больше все это слушать. Открываю рот, чтобы поделиться своим нежеланием с Лю – и в бессчетный раз смотрю на пустоту на подушке слева. Всю жизнь я делилась всем – ну, почти всем, если вспомнить про Диму, – со своей второй половиной. С частью себя. Я никогда не знала, что значит быть одной.

Одиночество.

Всю необозримую глубину этого слова я осознаю лишь теперь. Я всегда хотела жить, как все обычные люди. Рожденные в одиночестве, даже если у них есть братья или сестры, идущие по жизни в одиночестве, даже если у них есть любимые и семья. И я это получила. Теперь я навсегда предоставлена лишь самой себе. Навсегда одинока. Как и все-все вокруг.

Оксана Ветловская

Чучело-мяучело

– Мяучит, – сказала Марина, встав на пороге комнаты и переминаясь с ноги на ногу.

– Мяукает, – меланхолично поправил ее Кирилл, отбиваясь от полчищ зомби на мониторе.

– Мяучит, – упрямо повторила Марина. – Ну Кирь, а…

Кирилл мотнул головой и остервенело застучал разболтанной клавишей мышки.

– Киииирь, нуууу… – заныла Марина.

Босс зомби – оторванная челюсть, вытекшие глаза, куски плоти отлетают при каждом резком движении – размахнулся и мазнул рукой наотмашь, по центру экрана. Картинка моргнула и покрылась кровавыми потеками.

– Да черт! – Кирилл отшвырнул мышку и откинулся в жалобно скрипнувшем кресле. – Ну пара минут, а!

– Киииирь… – донеслось из коридора – Марина отступила вглубь, понимая, что провинилась. – Ну Киииирь…

– Ну ладно, ладно, – пробурчал он, выключая компьютер. Что-то подсказывало ему, что спасательная кампания затянется надолго.

Котенок прибился в подвал позавчера – если судить по истошному мяуканью, которое начало доноситься оттуда в четверг вечером. Кирилл с Мариной как раз ужинали, когда первый вопль заставил их вздрогнуть и прекратить самозабвенное воркование.

– Мяучит, – именно тогда Марина в первый раз произнесла это слово.

– Мяукает, – рассмеялся Кирилл. Испуг прошел, и он с азартом стал ковыряться в салате, выуживая оттуда куски курятины. В любой другой момент он бы получил от Марины по рукам за такую эгоистичную разборчивость – в любой другой, но не сейчас. Его жена была озабочена совершенно другим.

– Мяучит, – обиженно сказала она. – Мяукает – это когда по-другому. По-взрослому. А котята мяучат. Жалобно. С просьбой помочь, – уточнила с намеком.

Кирилл сделал вид, что не слышит. Он прекрасно понимал, что от просьбы полезть в подвал за котенком его отделяет всего лишь пара опрометчиво сказанных фраз. Нужно было срочно сменить тему – и он сделал это весьма удачно, подхватив хихикающую и игриво сопротивляющуюся Марину с табуретки и потащив в спальню.

Этой ночью – да и утром тоже – о котенке они больше не вспоминали.

В пятницу им тем более не было дела до того, что происходит в подвале: сначала работа, затем традиционные пятничные посиделки с друзьями в любимом суши-баре, потом затаривание продуктами на выходные в круглосуточном супермаркете – закупки в слегка подвыпившем состоянии отличаются глупым хмыканьем, закидыванием в тележку всякого ненужного, как станет ясно позже, барахла, забытым пин-кодом от карты и прочими дурацкими мелочами, которые приводят к тому, что по приходе домой пакеты с покупками швыряются в коридоре, а сонные тела едва-едва доползают до кровати. Так что если кто в пятницу и мяукал, то слушателей у него не было.

И вот сейчас, в полдень субботы, у котенка снова прорезался голос. Он орал так истошно, словно его пожирали живьем подвальные крысы. Марина ходила за Кириллом хвостиком, делая жалобные глаза.

– Нет там крыс, – ответил он на незаданный вопрос и демонстративно сел за компьютер.

Однако поиграть всласть ему не удалось – и вот он уже ищет одежду попроще, которую не жалко вымазать в старом полузаброшенном подвале.

– Ну хорошо, хорошо, – бормотал Кирилл, натягивая кроссовки в прихожей. Попутно он фантазировал, как Марина будет расплачиваться за заваленную кампанию в компьютерной игрушке и исследование вонючего подвала в законный выходной. По предварительным подсчетам он оказывался даже в выгоде.

– Мой герой! – Марина поднялась на цыпочки и звонко чмокнула его в нос. Кирилл вяло улыбнулся.

Дом был большим – на пятьсот с лишним квартир – изогнувшимся сложным зигзагом на пятнадцать подъездов. То ли из-за ошибки в плане, то ли по какому-то очень странному расчету, но у него не было отдельных для каждого подъезда подвалов. Вместо этого под всем домом распростерся один – гигантский, словно подземный этаж, – мечта всей местной детворы и недосягаемый рай для бомжей.

Ключи от крыши были у жильцов верхних этажей, от подвала – у обитателей первого. В их подъезде ключ достался Кириллу по наследству от предыдущих квартирантов – когда-то здесь на всю площадку были лишь две бабки, многодетная семья да бывший милиционер. Неудивительно, что на последнего и возложили эту ответственность. Милиционер уже лет двадцать как переехал жить в деревню, квартира сменила десяток хозяев – но ключ держался, как переходящий красный вымпел.

Он висел на гвоздике в прихожей, и о нем Кирилл вспоминал не чаще чем пару раз в год – когда проверяли трубы. Когда-то приходилось еще, кряхтя и подбирая печатные выражения, лезть за залетевшими в подвальное оконце мячами, но год назад оконца заколотили, полностью отрезав подвал от внешнего мира. Видимо, где-то доски провалились или разболтались гвозди – иначе никак нельзя было объяснить появление