Адское пламя - Алиса Джукич

Дрожа от усилия, моя рука приподнялась с пола и потянулась к верхней части корсажа платья. Накидку с меня сняли, так что я без труда вытащила спрятанное там доказательство гибели Гавриила и протянула его Аваддону.

– Прости меня… – Мое раскаяние было искренним. После встречи с Серафимой полыхающая ненависть к Аваддону заменилась сочувствием и пониманием. – П-прости, что не сумела принять и… р-разделить в должной мере твои чувства.

Аваддон забрал заляпанное алым перо и задумчиво повертел его, точно мог увидеть среди запекшейся крови образы недавнего сражения. Убедившись, что «доказательство» точно принадлежало архангелу, он наконец расслабился.

Прекрасные сизые глаза нашли мои. Мне стоило отвести взгляд и рассмотреть детальнее комнату, чтобы понять, где нахожусь, но я не могла прервать зрительный контакт, в котором мы оба так нуждались.

– Серафима приходила ко мне прошлой ночью и поведала правду о вашем несчастном прошлом. Межмирье поглотило ее дух, она ждала столетия, чтобы явиться в нужный момент. – Я прижала руку к гладковыбритой скуле Аваддона, точно могла таким образом забрать загоревшуюся в его радужках боль. – Выслушай меня, хорошо?

Зыбкое ощущение нахождения между реальностями не отпускало. Я пришла в себя, но бессильное под действием яда тело и ослабленная магия дарили необычную невесомость.

– Адель, боюсь, тема прошлого для меня закрыта. Не уверен, что смогу заново пережить те события… – признался Повелитель Смерти и тяжело сглотнул, точно его душили все эти откровения.

– Дай мне свой кинжал, – потребовала я, вспомнив о магическом артефакте, не позволяющем лгать. Супруг мог не поверить мне на слово, а полностью проникнуть в межмирье к Серафиме в таком состоянии – самоубийство. Тем более она словно избегала нашей встречи после смерти отца.

Аваддон нехотя оторвал от меня взгляд и выудил из-за пояса брюк изогнутое оружие с инкрустированным в рукоять алмазом. Пока он поправлял черную рубашку, я рассмотрела позади него портрет моей матери, сразу узнав собственную комнату.

Супруг осторожно вложил мне в свободную ладонь кинжал. Я сжимала пальцы на лезвии, пока прохлада металла не заменилась липким жаром крови от разреза, но я даже не поморщилась.

Артефакт с лязгом выпал на деревянный пол, поймав алмазом всполохи огня из камина. Приподняв руку, я продемонстрировала порез.

– Какое заклинание я должна произнести?

– Ашам митма, – сказал за меня Аваддон, после чего порез начало щипать, точно на него вылили жидкий воск.

Вот тут моя стойкость дала трещину, и я хлюпнула носом. Голова покоилась на плече супруга, так что ворвавшийся в легкие тонкий аромат поздних сумерек заставил вновь ощутить необъяснимую тягу к нему.

– Серафима любила тебя больше жизни… – Порез не охватил яркий свет, а значит, я говорила правду. Столько эмоций за краткий миг тенью проскользнуло на лице Аваддона, что я не успела их сосчитать. Прежде чем он снова закрылся под маской безразличия, добавила: – Она никогда не предавала тебя.

– Неправда! – Аваддон выглядел так, будто весь мир рушился и только наши объятия удерживали его от падения вслед за веками выстроенной ложью.

Я красноречиво помахала рукой с порезом, который так и не засветился.

– Она ушла к деревенскому мальчишке и понесла от него дитя. – Аваддон поджал губы, и в нем что-то рухнуло. Стена? Рамки? Еще никогда я не видела супруга настолько уязвимым. Черты его лица смягчились, сизость глаз померкла, но в ней не проступали змеиные зрачки, скорее она сделалась более человечной. – Я не виню ее, наша связь была неправильной…

– Но настоящей, – перебила я и вдохнула глубже, подготавливаясь к кульминации. Мучительной правде, которая навсегда сокрушит его, чтобы вновь возродить. Как ложь Гавриила когда-то уничтожила в нем архангела, склонив к Тьме. – Серафима прогнала тебя, потому что пыталась уберечь от наказания Всевышнего. Ей пришлось опоить любовным отваром смертного, сбежать в деревню и соврать про чувства к другому. Ведь узнай ты правду о ребенке, то стал бы бороться за ваше счастье и неминуемо проиграл!

Аваддон перестал дышать. Я испугалась, что он подвергся магии оцепенения, пока одинокая слезинка не скатилась по его щеке к подбородку и не капнула на мое платье, отражая всю суть падшего ангела со сломанными от несчастной любви крыльями.

– Гавриил убил их, чтобы замести следы вашей связи, ведь ребенок родился бы не просто нефилимом. В вашем сыне или дочери текла бы особенная кровь, способная вызвать вопросы у Всевышнего. Серафима решила скрывать магию ребенка после рождения, понадеявшись, что со временем Небо про нее забудет, но не успела, – понизив голос до шепота, добила я.

Супруг должен был пережить эту боль, свыкнуться с ней и отпустить. Только так я смогла бы уговорить его забыть былое и помочь свергнуть Люцифера.

Тьма окутала перо в руке Аваддона, пожирая его, как кислота. Я думала, разразится буря, мглой сметая все на своем пути, но Повелитель Смерти не уступал ярости, его трясиной затягивала скорбь.

Брачная метка передавала разверзшуюся в его душе дыру. Страшную пустоту потери.

За ребрами что-то заскрежетало. Сочувствие? Или скрытая к Аваддону симпатия? А может, находясь в бедственном положении, я ощущала через размытую границу межмирья эмоции Серафимы?

– Я мог бы стать отцом, а не первозданным монстром. Мог бы подарить жизнь, а не отбирать ее, – срывающимся голосом заключил супруг, взглянув на опустевшую от ненавистного пера руку. Еще одна слезинка проложила мокрую дорожку по его острой скуле, скатившись в уголок губ. Его плечи подрагивали от сдерживаемых рыданий, а может, крика.

Нутро разрывалось от переизбытка эмоций. Все смешалось: моя собственная скорбь, его нестерпимая боль, далекие чувства Серафимы, которые лучиком солнца пробились в мой личный мрак.

– Тьма рано или поздно нашла бы иное разбитое сердце и воссоздала Ад. Миру необходимо равновесие, поэтому не вини себя за отнятые души грешников. – Странно, философствовала вроде бы я, но голос звучал иначе. Аваддон опустил взор на мои приоткрытые губы, ускоряя пульс.

Покои с расписными стенами, огромной кроватью и дорогой бархатной мебелью сузились до одного его взгляда и наших точек соприкосновения, под которыми гудела кожа.

Аваддон поднял руку и медленно погладил меня по щеке костяшками пальцев, воспламенив каждую клеточку. Ему больше не требовалась раскрывающая правду магия, поэтому тьма Смерти проникла в меня через поры, спускаясь мурашками от лица к порезу. Она, словно портниха, заштопала края раны черными жгутиками, оставив на моей ладони только запекшуюся кровь.

Супруг близко подобрался к тонкой грани повисшего между нами влечения. Его судорожный выдох прокатился по лицу будоражащей волной, лишающей воли.

Чувства били через край, рвали на части, и я не смогла сопротивляться укоренившемуся во мне желанию.