Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

– Пришли.

Девочки, грязные, уставшие, полуголодные, остановились у парадных дверей и непонимающе на них уставились. Конечно, двери не пахли карамелью, сахаром и специями, да и конфетки с мармеладными цветами заменяла золотая лепнина, но стойкое ощущение, что это вход в домик к ведьме-людоедке, не уходило.

Два охранника, выйдя вперед, медленно распахнули тяжелые створки. Семь, Три и Одиннадцать приготовились дать деру, если прямо по курсу действительно обнаружится какая-то несусветная опасность, но…

Молочно-белый свет дня, больно ударивший в непривыкшие к свету глаза, постепенно померк до скучно-серого, высвечивая железную площадь с никогда не работающим фонтаном, сгорбленных людей в масках и далекую Северную башню, убегающую в мутные облака.

Все трое замерли, не понимая, иллюзия перед ними или реальность.

– Что это значит? – прошептала Семь.

– Вперед! – поторопил Один.

Охранники толкнули детей в спины, и они неловко шагнули на первую ступеньку ставшего теперь знакомым здания. Это было Центральное городское управление – буферная зона между Верхним и Нижним градом, призванная решать проблемы жителей и заботиться об их благополучии.

Семь резко обернулась, заглядывая в безэмоциональное лицо Одного. Три выглядела беспомощно и растерянно:

– Зачем ты нас выпустил? Мы разве не заключенные?

– Мы всегда ими были, – тихо ответил Один, и девочки вздрогнули. – Все ниженцы – тоже. Тюрьма везде, куда ни плюнь. Взгляните сами.

– Стой! – Семь поднялась на ступеньке вверх, больше всего желая теперь вернуться в это странное, пустое, ненастоящее здание. – А ответы?

– Ответы нужно искать не здесь. А в Южной башне.

Высокая мальчишечья спина исчезла за дверью Управления. Установилась тишина.

– Мы? Что значит – «мы»?! – Одиннадцать сплюнула бы, да маска мешала. – И какого черта Нижний град – это тюрьма? Я что-то пропустила?

– Это он нам помог, выходит? – с другой, взволнованной, интонацией спросила Три. Одиннадцать чуть сморщилась: она давно подозревала, что «нелюбовь» Три к Одному давненько отбросила приставку «не», если вообще хоть когда-то ее имела.

– Да ну! Очнись, подруга! – отмахнулась она. – Мы не знаем, что он знает. Мы вообще ничего не знаем!

– Кроме того, что ответы есть в Южной башне, – заметила Семь. – Пусть верить Одному нельзя, но… Это наша единственная зацепка.

– Сначала надо попробовать встряхнуть людей. – Одиннадцать ударила кулаком в ладонь, и ее косички подпрыгнули в такт этому движению. – Рассказать всем, что им нужно снять маски!

– Давайте попробуем. – Семь переглянулась с Три, и та, тихо выдохнув, кивнула.

Но люди не слушали.

Они обошли все: блюдце площади, грязные кишки набережных, кривые улицы, прачечную, даже приставали к шахтерам – но никто не хотел снимать маски.

– А сами-то снимете свои или слабо? – Хозяин прачечной, помня о том, как беспризорная мелкотня разворошила его хлористое гнездо, нехорошо осклабился, нависая над детьми.

Конечно, они не могли снять маски. Один повесил какой-то замок, мешающий им их снимать.

Другие попытки тоже не увенчались успехом.

– Еще чего, детский лепет слушать, – отмахивались прохожие, брезгливо смотря на замызганных девочек.

– Вы с ума сошли?! Хотите, чтобы я от газа задохнулась? – вскрикнула молодая мамочка, выходящая с верещащим дитятком из Северной башни, оба в масках – большой и маленькой.

– Нет, так дело не пойдет. – Семь прислонилась к стене в переулке и сложила руки на груди. – Взрослые не станут нас слушать.

– А наши станут. – Три воспряла духом, начала улыбаться. Но улыбка тут же пропала: – Подождите, а кто же главный теперь, если Один – того?..

– Два, наверное. – Семь пожала плечами. – Они все из одной шайки.

«Но знают ли они про Одного?»

По знакомым улицам быстро пришли к бункеру. Люк, лестница, лабиринты, одинокий фонарь в центре главной комнаты…

Пустота. По спине Семь от нехороших воспоминаний побежали мурашки. Куда все подевались?

– Ребята? – позвала Семь погромче, делая шаг к фонарю. – Где вы?

Из неосвещенного участка раздался шорох. Два-Три материализовался в свете, кидаясь Семь в объятия. Семь, выдохнув, быстро его обняла. Она правда боялась, что с ним что-то сделали разъяренные горожане.

Постепенно вышли другие. Они не были похожи на самих себя: забитые, унылые, тихие, они смотрели в пол и теребили потрепанную одежду. Им всем было меньше десяти лет. Скоро выяснилось, что все старшие ушли, и некому было теперь взять шефство над ними.

– Они не ели два дня, – ошарашенно сказала Семь, читая знаки Два-Три. – Черт, – она закусила язык, давя огонь ненависти в груди. – Где Два? Где вся эта «взрослая» шайка?!

Никогда еще она не ощущала себя… так. Ей казалось, что с каждой секундой после того, как она узнала правду о радости и ее связи с ниженцами и верховенцами, воздух в маске становился все более отравленным, а она сама – все более жестокой. Это пугало. И это злило, злило, злило-злило-злило!..

– Семь! – Три осторожно коснулась ее плеча, и девочка поняла, что оставила на ладони красные борозды от ногтей. – Держись, не поддавайся, из тебя прямо сейчас выкачивают радость!

– Радость? – Два-Три провел двумя руками у груди, словно смахивая что-то.

Три все рассказала. Одиннадцать и Семь слушали, иногда вставляя то, что узнали они. Лица детей выражали сначала недоверие, потом испуг, а затем… апатию. Семь опять ощутила шевеление холодного слизня на задней стороне шеи, зарывающегося в волосы и лижущего ухо. Плохое предчувствие.

– Вы можете снять маски? – Одиннадцать выступила вперед, и тень от ее фигуры накрыла половину комнаты. В звонком голосе начинало звучать отчаяние. – Вы поверите нам? Как только хоть кто-нибудь снимет, другие последуют его примеру! Вы не задохнетесь, снимите же!

Но никто не пошевелился. Два-Три и хотел потянуться за маской, но его ткнули локтем в бок, шикнули: «Дурак». Тот опустил голову. Один из толпы тихо сказал:

– Один тоже сказал нам поверить. А потом он нас бросил.

* * *

Троица собралась у набережной. Между ними висело неуютное плотное молчание.

– И что теперь? – бросила Одиннадцать раздраженно, болтая ногами над мутной черной водой. Еще чуть-чуть – и, казалось, на гладкой маслянистой поверхности забулькают пузыри, и из глубин нечистот высунется чудище.

– Этого следовало ожидать, – качнула головой Три. Она не сидела, а ходила за спинами девочек, сложив руки на груди. – Никто в городе нас не послушает, пока мы на своем примере не покажем, что снимать маски – это безопасно. А мы не можем снять свои. С чего бы кому-либо нам верить?

– Тогда надо найти кого-то другого, кому поверят. – Семь, кинув камешек в черные воды, посмотрела на рупор громкоговорителя, одиноко висевший на столбе. И вдруг кое о чем подумала.

– Мы могли бы пробраться к пульту управления городской