Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

Я чувствую себя настоящим фокусником, нажимая на кнопку иммобилайзера, и смотрю, как крыша, словно зонтик, исчезает в специальной нише за сиденьями.

– Ой, а где же еще место? – Света сначала взглядом, потом уже руками пыталась нащупать какую-то кнопку, которая выдвигает диван.

– Что ты там ищешь, глупенькая. Это же двухместных кабриолет. Только для тебя, ну и для меня, если позволишь, конечно, с тобой прокатиться.

Позволит, куда она денется.

– А если понадобится еще место?..

Да что она заладила?

– Так там багажник есть, не переживай, родная. Ну, запрыгивай скорее. Ты не против, если я за руль сяду?

– Багажник? – Света немного постояла в растерянности. Надо было ее, конечно, предупредить заранее. Но на то он и сюрприз. Хотя раньше она более радостно свои эмоции выказывала. А здесь прямо-таки опешила. Ну так и не цветы это вовсе, а все же Audi TT.

Сейчас нужно быстренько выбрать что-нибудь современное, драйвовое из музыки.

Первая станция издала: «Лада-седан, баклаж…», нет-нет-нет, тогда лучше вернемся к классике. Переключаю станцию.

Динамики отреагировали возвышенными нотами «Маленькой ночной серенады», – слишком далеко в классику, и тем более я не на разминке. Хватит на сегодня усилий. Ну давай, порадуй папу. Так, последняя попытка:

Электронные звуки синтезатора с первых секунд «Life» от Haddaway[47] заполнили салон, призывая гнать вперед. Музыка 90-х никогда не подводит. Ну, теперь точно погнали.

Машина рванула с места, словно дикое животное, долго сидевшее в неволе. Теплый воздух нежно обтекал все ее изгибы, становясь прохладным бризом в салоне. Я посмотрел на Свету – видно, что она тоже получает удовольствие, поправляя развевающиеся волосы и кокетливо щурясь от солнца. Я молодец! Но мне этого мало, я знаю, что она может больше. Резкий поворот на автостраду, визг новых покрышек по асфальту. Ого, это даже весело!

Life will never be the same

Life is changing

Hey yeah[48]

Идеальная динамика, потрясающий отклик от переключателя скоростей, несколько режимов.

– Стас, ты не мог бы сбавить скорость, пожалуйста! – Я не смотрю в ее сторону, перестраиваясь из одной полосы в другую, обгоняя вяло ползущие драндулеты. Откуда их столько?

– Да все нормально, – поворачиваю руль резко вправо. А вот это немного страшновато было, но ничего. Машина неуверенно вильнула задними колесами и дернулась, словно подстегнутая лошадь. Я в себе уверен. Стрелка спидометра перевалила за 130.

– Стас! Я все-таки тебя прошу ехать чуть тише.

– Да что с тобой не так? – кричу я упертому барану, который не хочет уступать левую полосу. Ладно, черт с тобой, сейчас справа попробуем.

– Я беременна, Стас! – Эти слова заставили меня посмотреть в ее сторону. В голове пронеслись десятки мыслей: ребенок, ответственность, деньги, время, свадьба… О многом из этого я, конечно, задумывался, но я всегда гнал эти мысли прочь. Они были всепоглощающими, тягучими и липкими идеями, тянущимися одна за другой. Словно оса на мед. Я не тратил на них свое время, потому что концентрировался на достижении своих целей. Больше меня ничего не волновало. Ну вот сами скажите, как можно добиться чего-то, если твои крылья – в вязкой жиже, а жало уже давно вырвано и оставлено где-то позади?

Видимо, я слишком долго неподвижно глядел на Свету, потому что ее лицо скривилось в ужасе, и она только успела прокричать:

«Ста-а-а…» Эх, если бы я был тогда пристегнут…

Life will never be the same

Life is changing

Hey yeah.

* * *

Первые несколько дней врачи не давали никаких прогнозов. После операции шансы еще оставались, поэтому Стас каждый день глядел с надеждой в окно клиники. Елки дотягивались своими ветвями до третьего этажа, периодически махая пациентам. Стас представлял, как подойдет к ним в конце лечения и скажет спасибо за поддержку.

У него в палате постоянно появлялись родители. Если мама не могла присутствовать лично, то на телефоне всегда можно было обнаружить ее сообщение.

Стас лежал в четырех стенах, словно мумия, обернутый в бинты, не в силах пошевелиться. Его взгляд был часто направлен в потолок, на котором уже давно, по десятому кругу, были просчитаны все двадцать три трещины, два пятна от протечки и четыре места, где отошла штукатурка. Четвертый кусочек упал только недавно. Стас тренировал на нем свою силу воли. На большее его не хватало. Он просто боялся думать еще о чем-то, потому что не хотел знать будущее. Незнание для него оставляло место для надежды.

После второй операции стало понятно, что шансов ходить особо нет. Он никогда не забудет, как врач приходил тестировать чувствительность в ногах. Как он хотел сказать неправду и поверить в нее, и мечтал, чтобы все вокруг также ее приняли. И тогда неправда станет правдой. Но этот закон детства, к сожалению, не хотел работать в реальной жизни. А еще у Стаса навсегда останется перед глазами образ: словно кто-то чужой, ранее незнакомый, тайком брал нож руками Стаса и проводил по ни на что не реагирующим кускам плоти, которые сейчас без всякого смысла были его частью. Словно груз для погружения. Даже капли темно-красной крови, оставляющие инопланетные круги на белой простыне, не вызывали никаких эмоций. Он навсегда останется медленно разлагающимся гостем в череде меняющихся гробниц с четырьмя стенами.

Вскоре в палате появилось новое средство передвижения. Стас несколько дней не приближался к нему. Он еще верил в какие-то сверхметодики, заговоры и даже гадания. Ему пытались сказать, что это не приговор. Мама с особо развитым подбадривающим воображением пыталась сравнить это с одним из аттракционов, на которых Стас так любил кататься. Стас никогда не видел ее слез за порогом его палаты.

И все чаще в обиходе в глаголах появлялось прошедшее время. Своеобразная пытка, когда лишают чего-то очень желанного и говорят, что ты больше этого не получишь. Как медленное гниение, с перманентной отдушиной сожаления, печали и боли от воспоминаний.

Стас боялся, что жизнь его будет закончена, стоит ему коснуться коляски. Однако гораздо раньше он узнал, что была оборвана другая искорка, лишь зарождающегося маленького человечка, так и не родившегося счастья. Это могла бы быть их девочка. Света ее очень ждала.

Невыносимо долгое время были рыдания и сожаления по возможностям, которым не суждено было реализоваться. То и дело отголоски мечтаний и планов тяжелой кувалдой избивали душу изнутри. Словно бой колокола, на язычке которого были раскаленные острые шипы, а звонарь был таким энтузиастом, что ни на секунду не переставал дергать за канаты. Только недавно пришел возврат за детскую коляску,