Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

Стас не знал, что он будет делать, куда пойдет. Вопрос «как жить дальше?» в голове даже не возникал. Очередной пожар воспоминаний был потушен обволакивающим эффектом успокоительного.

Его выкатили на перрон, откуда он начал свой путь в обратном порядке. Пробираясь сквозь толпящихся у выхода людей, высокие бордюры и неровно уложенный асфальт (в нескольких местах ему пришлось прибегнуть к помощи прохожих), Стас все-таки смог добраться до парка. Тот поприветствовал гостя ржавой вывеской и недружелюбным шелестом редкой растительности. Опавшие листья грязным перегнившим ковром выложили ему путь в парк. Уже было темно, и вряд ли был какой-то сеанс, но Стас целенаправленно ехал сюда и теперь не мог отступить. Фонари аллеи через один горели тусклым светом. И только одна лампочка внутри разбитого плафона в конце дороги упорно мигала, будто пыталась сообщить об опасности азбукой Морзе. Кинотеатр выделялся только своим черным силуэтом и красным отблеском от вывески «Октябрь». Больше признаков жизни в нем не было.

Гром и вяло падающие капли, с силой бившие по остаткам листвы на деревьях, заставили Стаса поторопиться. Когда он оказался под на первый взгляд спасительным козырьком, водная стена, иногда бросающая хлесткие острые осколки капель, уже не оставляла Стасу вариантов для отступления. Мигающий фонарь потонул под каплями и навсегда потух, испустив бывшую когда-то яркую душу растворяющимся паром.

Дождь, выполнив свою миссию, затих, раздался новый раскат грома, промозглый ветер усилился. Насквозь промокшая одежда, и холодные иглы на всей поверхности ладоней заставили Стаса въехать внутрь. В холле никого не было. Касса встретила наспех начерканной картонной табличкой «Закрыто». В дальнем конце коридора недружелюбным гулом отзывалась люминесцентная лампа. Она периодически то выключалась, то ослепляла вспышкой, заменяя молнии. В стекло ударила оторванная ветка дерева. Стас вздрогнул и подпрыгнул бы на месте, если бы мог. Впереди из полуоткрытых дверей лились прерывистые блики света. Шел последний сеанс. Пространство легко качнулось и подвело Стаса к двери. Она проскрипела, впуская безбилетника. Он чуть было сразу не скатился к первому ряду по лакированному паркету, вовремя ухватившись за ближайшую деревянную спинку.

Вот они, наши места 12 и 13. С краю.

Завибрировал телефон. Стас не смотрел на него со времени своего побега. Экран показывал двузначную цифру пропущенных вызовов с одного и того же номера.

Родителям, значит, она еще не говорила.

Единственный зритель быстро остановил надвигающуюся лавину душевных переживаний своим успокоительным. На всякий случай двойную дозу… или тройную… или… Телефон замер. Спокойствие начало приходить вместе с ранее не испытанным чувством тяжести в грудной клетке. Раздался звук бокалов, ознаменовавший получение аудиосообщения от того же номера. Стас почему-то промахнулся, не попав в кнопку, и из динамиков, заглушая пронзительные звуки погони на экране, раздались слова:

Стас… Вернись. Ты нам нужен. Ты мне нужен, Стас, понимаешь.

На экране показывали боевик. У Стаса началась головная боль, сопровождаемая головокружением.

Я знаю, почему ты уехал. Но теперь у нас все будет хорошо. Не делай мне еще больнее. Я прощаю тебя, Стас. У нас все получится.

Он закрыл глаза и понял, что ему перестает хватать воздуха.

Стас судорожно мечется из стороны в сторону, пытаясь развернуться. У него не хватает сил держаться, но зато получается упасть на живот. Пустая коляска с грохотом летит вниз к экрану. Звук стрельбы из фильма превращается в монотонный гул. Стас с помощью рук пытается пробраться к выходу. Но это слишком тяжело. У него не получится. Веки опустили занавес. Запись была случайно поставлена на «REPEAT»[50].

Глава 55

Семь. В тюрьме

Дни текли, как неповоротливые воды чернильно-черной реки в водостоках канализации. После того как Семь рассказала, что случилось с ней на поверхности, все трое стоически, напрягая виски, стали придумывать план побега.

– Будем ковырять проход в земле ложкой. По-спартански.

– Да, пока в Нижнем граде запас ложек не кончится. Молодец.

– Стараюсь.

– Может, выбраться, пока будем ходить в туалет?

– Только если в дырку в полу.

Красненький огонек, висевший под потолком в углу темной комнаты, весело подмигнул в ответ, подтверждая. Неожиданно девочек прервало старческое кашлянье.

– Возвращаеца малец-то.

Дедуля, который за стенкой, обладал неожиданно отменным слухом, чутким, как у совы.

Они поднялись и расселись подальше друг от друга.

Из темноты железного коридора, почти неотличимый от теней по углам, выплыл Один. Его строгие, безэмоциональные глаза осмотрели пленниц. Те уставились на него в ответ с обидой и ненавистью. Из-за спины подростка показались охранники: все молчаливые, все без масок. Они были выше Одного на голову, шире вполовину и старше лет на двадцать, но отчего-то слушались его беспрекословно, как марионетки.

– По одной. Наружу.

Переглянувшись, девочки медленно подчинились. Семь, не сдержавшись, бросила:

– Хорошо пригрелся. Кормят небось каждый день и кроватку с перинкой выдали.

Один никак не изменился в лице. Даже не пошевелился.

– Что? Молчишь?

– Молчу, – согласился Один.

– Жаль! – Семь вскинулась, ощерилась. – Вот бы кто рассказал, почему верховенцы не знают, чьей радостью питаются! Вот бы кто глаза нам, идиотам, раскрыл, почему даже ученые думают, что ниженцы – какие-то преступники!

– Хотите ответы? – после короткой паузы спросил Один. Ответом была тишина, поэтому он промолчал тоже. Лишь через несколько секунд сказал:

– За мной.

И развернулся. Семь очень хотелось если вступить не в рукопашную, так хотя бы в перепалку; пылая жаром, она уже открыла рот и сделала шаг вперед, как Три поймала ее за запястье и сжала: привела в чувство. Позади них все еще находились рослые охранники, спереди был Один, а они сами – совершенно неясно где. Мысленный посыл был понятен. Будь послушна – и не пострадаем.

Семь подавила свои чувства, встряхнулась и пошла за Одним, как велели. Она мимолетно обернулась, надеясь успеть взглянуть на камеру дедка, но ей не дали – закрыли обзор, встав прямо перед носом. Очень красноречивое «не любопытствуй». Семь зыркнула на охранника, потом опять назад, на бесконечную череду убегающих в небытие камер, и отвернулась.

В узком железном коридоре светили редкие беловато-подслеповатые лампы. Они выхватывали обожженную сторону лица Одного. Злость так и скручивала язык в канатик. Очень хотелось что-нибудь сказать, но Три все еще держала за руку, остужая.

Узкий коридор закончился и вновь начался тугой железной дверью, словно предназначенной для того, чтобы преградить ход зомби. Новый коридор провел их вдоль кабинетов, похожих на гражданские. Странно, но здесь совсем не было людей. Словно бы здание было не настоящим рабочим органом, а какой-то декорацией. Вдруг железо под ногами сменилось мрамором, а мрачность уступила место холодному блеску и пышности,