Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

левым веком, с круглыми как блюдца глазами, неотрывно смотрящими прямо в глаза зрителю. «Как у Моны-Лизы…» – проскользнуло в его голове. Человек на картине трясся в лихорадке, как сумасшедший старик, как преступник, ожидающий разоблачения и наказания. Это было так странно – видеть себя со стороны, видеть себя в таком взвинченном, испуганном состоянии.

– Моя доля, – напомнила ему Шумская твердым, даже жестким голосом.

Женя передал ей шестую картину, себе же взял со стола полотно с нервным, донельзя возбужденным милиционером.

– Ну, вместе? – спросил он, глядя на безмерно радостную Елену Сергеевну, пожирающую глазами шестую картину. Та не смогла выговорить ничего толкового, только закивала. – На счет три тогда, ладно?.. Раз, два… – Женя набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул («Фух!») и храбро выкрикнул: – Три!

Они синхронно шагнули каждый в свою картину. Их тела легко прошли сквозь полотна, словно они нырнули в чистую, прозрачную воду.

Всего на миг они ощутили себя невесомыми и воздушными, как пушинки.

По ту сторону картин оказался… все тот же кабинет Елены Сергеевны. Ничего не произошло. Они просто пролетели через картины и очутились в том же самом месте.

Ошеломленная Елена Сергеевна озиралась по сторонам:

– Я… я… ничего не понимаю… – Она ощупывала свое лицо руками, как будто хотела убедиться в том, что все еще может себя потрогать. – Что, что не так?!.

Но как только она это произнесла вслух, все стало рушиться. Книжные шкафы, каминная полка, отделанные деревянными панелями стены – все стало отслаиваться огромными кусками, отклеиваться, как если бы кто-то, кто создал коллаж, потом резко передумал и решил отодрать от бумаги плохо вписывающийся элемент, картинку из журнала, только вот все осыпалось на пол с неимоверным, потрясающим грохотом. На пол, который разверстывался перед их ногами, который вовсе перестал быть полом, который дробился на пазлы и опадал куда-то в глухую, безжизненную черноту.

Глава 52

Велимир V

– Ах ты, мелкий полурослик! – кричал на всю улицу верзила, размахивая топором.

Велимир-279 бежал изо всех сил, думая о превратностях жизни. Еще буквально полчаса назад он выплыл из небытия, словно проснулся после мучительного долгого кошмара. Первое, что он увидел, были мелкие изотопы, копии его, только размером с тараканов или иных насекомых. Они копошились, пожирая друг друга. С каждым съеденным они росли и продолжали игрища в духе картин Босха[41]. Шокировало и то, что в руке Велимира-279 лежало крохотное разорванное тельце, а рот был набит мясом. Кости хрустели на зубах, оставляя сладковатое послевкусие. По подбородку стекал ручеек крови, оставляя на одежде пятна, напоминающие цветы мака. От ужаса и отвращения он закричал, отбросив недоеденное. На упавшее тут же набросились собратья, разрывая плоть мелкими ручонками.

Осмотревшись, он попытался понять, где находится. Вокруг были картонные коробки из-под обуви, смятые жестяные банки, сложенные в мешки, куклы Барби с оторванными конечностями, плюшевые медведи с подгнившим нутром, бутылки из-под вина и прочий хлам. «В пещере, во глубине горы, я выползал младенцем новым», – сказал он и начал пробираться вперед.

Выглянув из завала мусора, он увидел небольшой пустынный переулок. Одиноко стояла проститутка и курила одноразовую электронную сигарету со вкусом соленой карамели. Неоновый свет мягко ложился на ее кожу мазками в духе Ван Гога. Ногти ее были длинными и острыми. Нос изящный, с горбинкой, крючковатый. Хищная птица, одним словом.

– Господи! Еще один выполз, – запричитала она недовольным голосом. – Николай, еще один. Метр с кепкой. Бери топор.

Железная дверь заведения общественного питания «Полночная забегаловка» со скрипом отворилась. Из темноты возник высокий мужчина в халате когда-то белого цвета. Теперь же его украшали кровавые пятна, напоминающие следы человеческих рук.

– Жаркое дорогим гостям, – только сказал он, а по лицу пробежала волна довольства и предвкушения убийства.

«Надо бежать со всех ног», – подумалось Велимиру-279, тело, впрочем, в комментариях мозга не нуждалось и давно уже устремилось прочь.

Ножки были коротенькие, а центр тяжести смещен. Это осложняло задачу. Убийца уже настиг его было, но случай спас беглеца. Дыра в заборе дала возможность оторваться от преследования. Позади он только и слышал затихающие проклятия и звяканье железного топора о мостовую.

Убежав далеко и убедившись в отсутствии хвоста, Велимир-279 окончательно успокоился. Сев на крыльцо одного из домов, он осмотрелся. Ночной город был равнодушен, прохожие спокойно гуляли, ржавые фонари мерцали, в мусоре копалась старуха с безумным взглядом, три кошки сидели рядом с ней и доедали пойманных изотопов, кирпичная кладка домов, казалось, только и держалась с помощью наросшего слоя плюща. Грязь буквально присутствовала во всем, торжествуя.

Старуха беседовала с кошками, и те слушали ее, судя по выражению лиц, не то чтобы с интересом:

«Маленькая девочка по имени Джуди любила кино и мечтала стать звездой мирового масштаба. А может быть, это все грезы ее матери? Это она вбила в голову дочери свои нереализованные мечты? С самых юных лет Джуди участвовала в прослушиваниях, снималась в рекламе, выступала на телевидении. Так случилось, что фортуна ей улыбнулась и смогла она сыграть роль чудесной девчушки с великой равнины, посетившей волшебную страну по ту сторону гор. Все там было насыщенно и ярко в пику реальной жизни. Фильм был принят публикой поначалу без особого энтузиазма, но, знаете, такое бывает с годами, муть оседает, и чистое золото сияет чище. Картина стала национальным достоянием. Миллионы людей боготворили режиссера и актеров. Да только счастья не было от этого Джуди. Жизнь ее быстро оборвалась не то от алкоголизма, не то он пристрастия к таблеткам. Тело ее лежит и гниет, но вот образ до сих пор на больших экранах. Имя высечено в граните. Тепло ли ей? Вряд ли. Жизнь – это боль, высекающая искры безумия…»

Старуха продолжала рассказ, судя по всему, уже про другого персонажа, не то спятившего режиссера, решившего экранизировать роман «Поминки по Финнегану»[42], не то поэта, переложившего на стихи Налоговый кодекс.

Поднявшись, он продолжил идти. Улица влилась в центральную площадь. В самом ее центре стоял памятник основателю замка. Его можно было увидеть вдали, на отдельном острове. Он был похож на тень давно уже сгнившего и рухнувшего величия. Памятник держал в руках сердце, охваченное пламенем. В глаза у него были вправлены два гигантских рубина, а тело покрыто тонким слоем золота. На плече сидела не то ласточка, не то стриж, держа в клюве небольшой лист, высохший и пожелтевший.

Велимир-279 подошел к чарующим витринам. В одном из магазинов продавали телевизоры. По ту сторону стекла их было несколько десятков самого