Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

Жене было не до них. О том, что его видели почти на месте происшествия в таком состоянии, он подумает позже. А сейчас он ощущал сильнейшее физическое истощение, боль и ломоту в теле. Если постараться выделить несколько связных мыслей, тонкой нитью проходящих через все его думы, то можно с точностью сказать: Женя понимал, убийство Лили не пройдет для него так же легко, как убийство незнакомой и неизвестной Вали; понимал, что он действительно по-настоящему болен; но не понимал, как жить дальше.

На скамейке перед третьим подъездом происходила самая настоящая казнь. Происходила до тех пор, пока Женя вдруг не осознал, что его сердце тоже больше не стучит.

– Я умер?! О господи, я тоже умер?! – Женя вскочил, ощупывая грудь, рвя пуговицы на плаще, раздирая еще мокрую от стирки рубашку, чтобы добраться до голой кожи. «Сердце! Сердце! – звучала пожарная сирена. – Не бьется больше!» Раскромсал ткань на груди, ощупал себя. – Бьется! – вскрикнул он в небеса. – Бьется сердечко! – Его чуткие пальцы ощутили редкие удары с перебоями. Редкие и ужасно тихие, словно его сердце вот-вот замрет навечно.

Глава 51

Евгений. Пора! Пора!

Женя возвращался к себе домой. Лихорадка полностью отпустила его, и теперь он шел неторопливым, размеренным шагом. Сердце отстукивало медленно и почти беззвучно, дыхание тоже сбилось – теперь Женя втягивал носом воздух всего-то раз семь в минуту. Также он заметил, не сразу, но все же заметил, насколько реже ему приходилось моргать: пересохшая слизистая глаз перестала доставлять существенный дискомфорт.

Все эти малоприятные факты тем не менее не беспокоили Женю, с вялым интересом он размышлял о том, что с ним происходит: «Я чего-то лишился. Чувствую это ярко. Но чего? Радости? Нет, не только радости. Было бы совершенно нормально потерять радость после убийства девушки, которая так сильно нравилась. Дело в другом. Я лишился и грусти, и сожаления. Вот что случилось: мне стало все абсолютно безразлично. Как это называется? Потеря человеческих чувств?»

Женя почему-то не сел за руль, он совершенно позабыл о своей машине, брошенной во дворе дома Лили. Но, несмотря на то что Женя шел уже очень долго, несколько часов без передышки, ноги его совсем не устали.

В свете фар проезжающего мимо автомобиля Женя разглядел на уличной витрине злополучной кондитерской красовавшиеся разнообразные торты всех цветов, форм и размеров, но Женя, бросивший на них мимолетный, незаинтересованный взгляд, не пожелал ощутить на языке их вкус.

Зажженные фонари разгоняли черноту непроглядной ночи, что обволокла город своими иссиня-чернильными щупальцами. Улицы опустели, но порой попадались редкие прохожие: туристы, влюбленные парочки с горящими и пылающими взорами любовной лихорадки, сомнительные личности, вылезавшие из своих укромных убежищ только в темноте.

Когда Женя добрался до Гороховой, наручные часы возвестили о том, что официально наступило утро, хотя небо продолжало оставаться черным и плавно сливалось с далеким горизонтом, отчего было почти невозможно различить границу, где заканчивалось небо и начиналась земля.

Входя в свою квартиру, Женя обо что-то споткнулся. Щелкнул выключателем. Одна лампочка взорвалась от перенапряжения, во все стороны брызнули осколки плафона, после чего установился неровный, мигающий свет. Женя увидел на полу стопку каких-то конвертов, взял один, повертел в руках. «Что это? Почта? Когда я успел ее получить?..» Отыскал дату отправления «3 августа 2007 года» и имя получателя «Фролов Кирилл Александрович». «Что за бред? Какой, к черту, две тысячи седьмой год? Откуда они взяли этого Кирилла? Как сговорились все!»

Женя вскрыл письмо, раздирая конверт, на пол посыпалось бумажное конфетти.

«Кир, приезжай скорей!!! Твоей матери совсем плохо! Она в районной больнице! Кошмар, как за тебя переживает! Будь мужчиной и приезжай немедленно!!!»

Свет погас, вся квартира погрузилась в кромешною тьму. Женя пощелкал выключателем. Ничего.

– Да и зачем я всем этим занимаюсь?! Не хочу я играть в игры! – выкрикнул он и зло швырнул письмо на пол.

Не трогая остальной почты, прошел в комнаты, на ходу расстегивая рубашку. Стянул с себя галстух, открыл окно, впуская ночную прохладу, и завалился в большое глубокое кресло, блаженно прикрывая глаза. Некоторая усталость все же стала постепенно охватывать его тело, мерное тиканье наручных часов убаюкивало, клонило в сон. Женя позволил себе задремать.

Что-то холодное коснулось кожи на его шее – сквозь муть сна он решил, что это ветер. Морозные пальцы ледяного ветра обрели живую плоть, сжались на его горле, перекрывая доступ кислорода. Женя распахнул глаза, жадно пытаясь глотнуть ртом воздуха, который все еще ему требовался, пусть и не так, как раньше. Он судорожно схватился за сильные руки, сдавливающие его шею, задергался всем телом.

– Где она? – прошелестел ветер, от его дыхания и невесомого касания губ защекотало ухо.

– К-кт-то? – едва прохрипел Женя, чувствуя, как немеет горло и как рот наполняется кровью: видимо, он прикусил себе язык или щеку.

– Картина. Где картина? – Голос стал жестче, в нем зазвучали стальные нотки.

Женя почти потерял сознание. Перед глазами, что застилали крупные слезы от испытываемой им боли, все поплыло. Уже было решительно нечем дышать, Женя открывал рот, как рыбка, выброшенная на берег из воды. Из-за звенящего притока крови к голове он почти оглох.

Когда цветные искрящиеся звездочки в глазах грозили превратиться в глухую черноту, он последним и неведомым усилием воли смог заставить себя изобразить нечто вроде покорного кивка, убеждая холодные и смертоносные пальцы, что готов согласиться на любые условия, лишь бы остаться живым. Душивший моментально отнял от него руки. Но искры в глазах все же погасли, тьма застила взор.

* * *

В лицо Жене плеснули обжигающе ледяной водой. Он чуть не задохнулся от тысячи мелких иголочек, пронзивших чувствительную кожу.

– Оклемался, – сухо констатировала Елена Сергеевна, ставя пустой граненый стакан на кухонный стол. Ее черные ведьмовские глаза смотрели на него выжидающе. – Ну, – поторопила она, бросив скучающий взгляд за окно, за которым начинало светать.

Обмякший в кресле Женя едва переводил дух, в горле так сильно першило, что он не мог сглотнуть. Сейчас Женя чувствовал себя ужасно потрепанным, боль в области гортани изматывала. Он перестал испытывать страх, но также не ощутил и радости: ему было абсолютно безразлично, что произойдет дальше, ему казалось, теперь он сможет перенести все, что угодно. Пока Женя не осознал, что перед ним стоит Шумская, которую он сам искал. Пока не думал о том, как