Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

Череду менее связных мыслей не стоит предавать гласности. Я лишь попрошу почтенную публику поверить, что, хотя я до сего момента и не упоминал об этом, я читал «Поворот винта».

Призраки… Обращайтесь с ними осторожно!

Когда я впервые заинтересовался призраками? На этот вопрос я могу ответить со всей определенностью. В детстве мне довелось увидеть игрушечный набор «Панч и Джуди» с фигурками, вырезанными из картона. Одной из них оказался Призрак. Это была высокая фигура в белом, с неестественно длинной и узкой головой, также закутанной в белое, и зловещими чертами лица.

На этом образе основаны мои представления о призраках, и он долгие годы населял мои сны.

На другие вопросы – почему мне нравятся истории о привидениях, или какие из них я считаю лучшими (и почему), или как писать такие истории – мне отвечать гораздо труднее. Одно не подлежит сомнению: читателю они по душе. В последние годы наблюдается заметный всплеск их популярности, который, конечно, идет рука об руку с модой на истории детективные.

История о призраке может быть совершенно великолепной в своем роде, а может выйти и никудышной. Подобно всякой другой, ее легко испортить как переизбытком, так и нехваткой. «Дракула» Брэма Стокера – книга с очень хорошими идеями, но в ней, выражаясь попросту, масло намазано слишком густо. Здесь промах заключается в переизбытке; привести пример нехватки сложнее, поскольку истории, содержащие подобный изъян, начисто улетучиваются из памяти.

То, что я сейчас говорю, относится к литературным историям о призраках. Истории, которые (изъясняясь на языке Общества психических исследований) претендуют на «подлинность», – совсем иное дело. Скорее всего, такая история окажется довольно краткой и будет соответствовать одному из нескольких расхожих типов. Это вполне разумно, ибо, если призраки существуют (во что я отнюдь не прочь поверить), от подлинной истории такого рода требуется всего-навсего служить иллюстрацией их обычных (если подобное слово здесь уместно) повадок, и она может быть нежной, как молоко.

Литературному же призраку, напротив, необходимо подтверждать свое существование каким-то ошеломительным проявлением – либо, в отсутствие такового, за ним должен быть прорисован фон, который придаст ему объемность и сделает его главной фигурой на полотне.

Круг ситуаций, в которых призрак может действовать эффективно, очень узок (смерть, безумие, раскрытие тайн), и потому обстановка, на мой взгляд, приобретает крайне важное значение – она дает широчайшие возможности для разнообразия.

Именно фону, а также первому робкому проблеску сверхъестественного автор должен уделять приоритетное внимание. Однако вовсе не требуется – и даже нежелательно – использовать все краски в палитре. В младенческий период истории этого жанра нужен был замок с привидениями на выступе скалы, чтобы создать нужное настроение; эта традиция жива и поныне – мне только что довелось прочесть рассказ о джентльмене, практикующем самую черную магию в таинственной усадьбе посреди пустынной возвышенности где-то в Корнуолле. Знали бы вы, как часто мне описывали или показывали полуразрушенные старинные дома в качестве подходящего места действия для моих историй!

«Неужто вы не могли бы вообразить какого-нибудь монаха или инока былых времен, блуждающего по этой длинной галерее?» Нет, не мог бы.

Гаррисон Эйнсворт смог бы, я уверен: «Ланкаширские ведьмы» кишмя кишат цистерцианцами и теми, кого он величает «служительницами», бесцельно скользящими в истлевших одеждах по коридорам. Однако выглядят они блёкло. Это не значит, что я не испытываю в глубине души нежности к «Ланкаширским ведьмам» – книге, которая, при всех ее нелепостях, обладает явными повествовательными достоинствами.

Нелишне повторить прописную истину: чем древнее призрак, изображенный в рассказе, тем меньше впечатления он производит, – если, конечно, исходить из предпосылки, что это призрак умершего человека. Элементали и тому подобные создания не подпадают под это правило.

Грубо говоря, призрак должен быть современником того, кому он является. Таков старый Гамлет – и таков Джейкоб Марли. Последнего я упоминаю с полной уверенностью в своих словах и вопреки многим критикам – ибо, какие бы недостатки ни обнаруживались в отдельных строфах «Рождественской песни», я решительно утверждаю, что явление Джейкоба Марли обставлено в высшей степени эффектно.

Добавлю к этому, что и антураж в этих классических образцах современный, даже обыденный. Крепостные стены Эльсинора и покои Эбинизера Скруджа были для тех, кто часто их посещал, частью повседневной жизни.

Тем не менее из каждого правила есть исключения. Древнее привидение можно сделать устрашающим и придать ему достоверность, однако вам придется приложить максимум усилий, чтобы убедительным образом исключить из этого реликта приметы нынешнего времени. И в любом случае, необходимо присутствие на сцене заурядных, здравомыслящих современных персонажей вроде Горацио – так же как любой детектив нуждается в своем Уотсоне и Гастингсе, играющем роль непрофессионального наблюдателя.

Из сказанного следует, что антураж или окружение, на мой взгляд, являются ключевой составляющей в такого рода историях, и чем более зримо и выпукло они обрисованы, тем лучше для читателя. Другое непременное условие заключается в том, чтобы наш призрак давал знать о себе последовательными импульсами, распространяющими вокруг атмосферу тревоги, которая предваряет финальную вспышку или кульминацию ужаса.

Вы спросите: должен ли в истории о призраках присутствовать ужас? Я полагаю, да. Мне известны только две сто́ящие истории на английском языке, в которых красота и трогательность преобладают над ужасом. Это «Сесилия де Ноэль» Лано Фолконера и «Открытая дверь» миссис Олифант. И в той и в другой есть моменты ужаса; и все же, заканчивая читать как ту, так и другую, мы восклицаем вслед за Гамлетом: «О бедный призрак!» Возможно, называя лишь два произведения, написанные в этой манере, я подхожу к делу чересчур строго: но, по моему убеждению, они – лучшие в своем роде.

В целом же я считаю, что сочинение о сверхъестественном должно пробуждать ужас, а также изображать проявление чьей-то злой воли. Но не менее важно помнить о чувстве меры. Я читал серию книг, кажется американского происхождения, под заглавием «Не в ночи» (и другими тому подобными), где это правило вопиющим образом нарушено. Они не преследуют никакой иной цели, кроме той, которой добивался жирный парень мистера Уордла.

Разумеется, любой автор рассказа о привидениях хочет, чтобы у его читателя забегали по спине мурашки; но авторы книг вышеназванной серии беззастенчиво спекулируют на этом эффекте. Они неимоверно грубы и резки и упиваются картинами гниения и распада. А меж тем если и существует тема, решительно непригодная для историй о призраках, так это тема склепа. То же можно сказать о сексе, и, хотя авторы «Не в ночи» обходятся без него, другие современные писатели прибегают к