100 легенд Токийского кафе призраков - Джулиан Седжвик

– Представь, что все ваши знания – остров, который становится больше, когда кто-то, например ты, художник-любитель, или все человечество совершает открытие. Но и побережье тогда становится длиннее, так? Ведь так?

Каппа замолчал, свирепо на меня уставившись. Каким-то чудом я умудрился кивнуть.

– Так вот, это значит, что побережье, такая граница между неизведанным и известным, становится лишь длиннее. А океан все еще огромен и глубок. Представь, каким казался Тихий океан до того, как появились субмарины, подводные камеры и прочие подобные штуки. Знания ваши ограничивались тем, что попадалось в ваши сети или оказывалось на берегу. Сети порвать легко, да и дыры в них бывают, а в глубинах до сих пор скрываются тайны, неподвластные современной науке. Что-то слишком большое, что-то слишком маленькое, а что-то – слишком странное для ваших хрупких умишек.

Мой гость вздохнул.

– И я, и мои единомышленники до сих пор проживаем на этих островах, Хара-сан, как и морские коньки с гигантскими кальмарами до сих пор проживают в океане. Мы общаемся с людьми, когда наш и ваш мир ненадолго пересекаются, но вы не замечаете девяноста девяти процентов того, что мы делаем, того, как мы помогаем вам найти объяснение вещам, которые бы вы иначе и не поняли. А самые чуткие среди вас видят нас, притягивают нас, пишут о нас, и иногда ваши истории даже наполовину правдивы. Рокурокуби с длинными шеями, любящие пугать людей; горная ведьма, которая вроде как съела живьем чьего-то прапрапрадеда; огромный монах, который вздымается из морских глубин, подобно темному холму, и топит корабли; бык с человеческим лицом, предсказывающий судьбу и злой рок, – все они пытаются напомнить вам кое о чем. А именно, – каппа подошел поближе и встал сбоку от моей постели, размахивая огурцом у меня перед лицом, – что мир гораздо страннее, чем вы думаете. Всегда есть что-то неизвестное, необъятное, пугающее, великолепное, чудовищное.

От его близости в моей груди всколыхнулся ужас, но я пригляделся, и потрепанный вид каппы на мгновение вызвал у меня укол жалости.

– Так что, когда в следующий раз решишь швырнуть в мусор созданную с любовью фигурку, изображающую кого-то из нас, – вздохнул мой гость, – просто остановись. А в остальное время постарайся не быть наглым и высокомерным – не думай, что знаешь все. Помни: человечество всегда и всюду смотрит лишь на сверкающую гладь океана, под которой скрываются дикие неизмеримые глубины.

Каппа бросил обкусанный огурец на мою ноющую грудь.

– А, чуть не забыл: осторожнее с этой вашей жаждой прогресса. Ты хоть понимаешь, что вы творите с реками и каналами? Загрязнение! Химикаты для транзисторов, для земледелия, для создания одежды – и все вы впрыскиваете, словно яд, в вены Японии. И закатываете в асфальт берега, и сглаживаете природные изгибы, по которым так хочет течь вода. И хороните, понимаешь, ХОРОНИТЕ целые реки в столице, возводите над ними магистрали, а водоемы обрекаете на гибель. А как быть древним черепахам, выдрам да и каппам, а? Сделай с этим что-нибудь!

Он выдохнул, достал не слишком чистый платок и промокнул лоб.

– Надо перестать нервничать. Вредно это. – Он вынул из другого кармана пузырек с таблетками и закинул пригоршню в клюв. – Вот бы вернуться к старому ритму. Было бы больше простора для жизни…

Взгляд его темных глаз снова уперся в меня.

– И может, есть вероятность, что ты нарисуешь хорошую мангу о трудолюбивом представителе Общества защиты ёкаев. Тебе еще прилично жить осталось, точно говорю, но все мы смертны, так что поторапливайся. И на этом, – каппа взялся за шнур-выключатель, – я желаю тебе приятных снов. Спокойной ночи. Пусть тебе снится только хорошее.

Щелк! Лампа погасла, и под весом обглоданного огурца на моей груди я будто провалился в глубины космоса. Комната вокруг меня плыла, а температура поднималась, поднималась и поднималась, придавливая меня к футону.

Я смутно расслышал звук открывающейся двери. Голос каппы раздался еще раз:

– Какие-то твои рисунки вполне ничего. Старайся. А не то опять нагряну с визитом…

И я провалился в горячечный сон – или во второй. Окруженный кошмарными созданиями, которые мне даже в книгах не встречались, я словно попал на головокружительную экскурсию по инопланетному зоопарку. Мимо проплывали щупальца и когти. Маленькие демоны-о́ни касались моего лица или ухмылялись из глубин водоема, по которому я дрейфовал. И все эти странные цвета и чудны́е звуки сопровождали звенящие в моих ушах нравоучения каппы.

А потом я проснулся.

Море шелестело вдали, прохладный утренний ветер дул в окно, а температура спала. Тело ныло, будто всю ночь я бежал марафон или сражался на боксерском ринге, но дышать стало легко, грудь не сдавливало, разум был ясным.

Сев на футоне, я пошарил рукой, – к счастью, никаких обглоданных огурцов вокруг не нашлось.

Значит, приснилось.

Вдруг сердце тревожно забилось. Оказывается, в правой руке я что-то крепко сжимал. Небольшой, покрытый пупырышками предмет. Я поднес его к лицу и понял, что это темно-зеленая пластиковая фигурка каппы. Хватка моя была такой крепкой, что очертания монстра впечатались в кожу.

Как фигурка вообще оказалась здесь, а не в корзине? Может, в горячке я сам ее вытащил?..

Пошатываясь, я встал с пропитавшегося по́том футона и заправил постель. Затем потянулся в лучах утреннего солнца, нетвердой походкой отправился мыть голову под холодной водой и попытаться забыть о ночном госте.

Однако почему-то раздраженные и отдававшие отчаянием слова каппы никак не шли из головы. Его взгляд, тон, надежда, что я выслушаю и пойму. И все же я старался убедить себя, что это всего лишь дурной сон, канасибари[21].

Но, но, но…

Я так и не смог поверить, что ночной визит был просто кошмаром. А фигурка с тех пор поселилась у меня на рабочем столе. «Осторожность не помешает», – решил я.

Мою весьма заурядную мангу опубликовали, большинство читателей ее сразу проигнорировали, а я перевел дух и стал думать над следующим творением.

Потихоньку-помаленьку с моего стола каппа перебирался в каракули на полях и ленивые наброски, пока одним осенним утром не оказался в центре кадра на странице – в качестве героя следующего произведения. Измученный работой служащий-каппа, никем не понятый, полузабытый защитник прав ёкаев. Это, конечно, был мой первый прорыв. Смесь современного и традиционного, фантастического и реалистичного.

Что бы вы ни думали, каппа – не важно, настоящий или вымышленный – изменил мою жизнь. Это точно.

Ах, дорогой читатель! Другой, куда более талантливый автор на моем месте сказал бы, что теперь пора бы отложить перо. Или, раз мы говорим обо мне, перестать печатать… Но уж