Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

— Ах, то, сударыня, пустые опасенья! Я знаю верный путь, чтоб устранить сомненья… — рокочут слова Эдриана, когда я шарю по карманам форменного пиджака Сэйди. Под реплики Эльмиры из уст бывшей подруги я изучаю содержимое ее сумочки. Что‑то гладкое и шуршащее попадает мне в руки из маленького потайного кармашка. Пакетик с… порошком?

«Неужели снова?» — думаю я и вдруг ощущаю, как на плечи наваливается стотонное чувство вины. Я заставляю себя очнуться и сую пакетик обратно. Нечего об этом вспоминать. Уж точно не сейчас.

Недолго думая, забираю помаду Сэйдлин, того самого пошло-розового оттенка, который превращает ее в куклу Барби. Уже собираюсь покинуть гримерную, как вдруг со сцены доносится громоподобный возглас:

— Предатель, этот нож ты под конец припас!

Сердце ухает. Неужели и Честер здесь? Судя по репликам, ему досталась роль Оргона… Что ж, раз так, прекрасно; явившись на репетицию, Честер облегчил мне задачу. Я прокрадываюсь в мужскую гримерную и вижу его рубашку на спинке стула. Золотые запонки на манжетах сверкают неизменными инициалами «Ч. Ф.». Нет, это было бы чересчур. Оставляю запонки в покое, довольствуюсь галстуком и забираю его с собой.

— Меня уже ничем не огорчит ваш крик: для неба я страдать безропотно привык…

На радостях пробираюсь за сценой к выходу, как вдруг спотыкаюсь о выпирающий угол декораций, сваленных здесь до представления. Шепотом я чертыхаюсь и едва ли не подпрыгиваю на месте, услышав позади удивленный голос:

— Мисс Беккер?

Тело словно каменеет. В груди становится тесно-тесно, весь воздух из легких будто выкачали. Миссис Гиббонс, руководитель драмкружка, загоняет меня в ловушку, но пока еще не понимает этого. И что ей понадобилось за кулисами именно сейчас?..

— О, мисс Беккер, наконец‑то и вы почтили нас своим присутствием! Я давно не видела вас, а ведь когда‑то вы так славно выступали в нашей труппе…

Я немею, думая лишь о том, как бы убедительно оправдать свой визит в гримерку.

— Да, я… Мне…

Но миссис Гиббонс, кажется, до того нет никакого дела. Она перебивает меня и пускается в ностальгическое путешествие:

— Помните роль Миранды [15], Беатрис? Вы были в ней так хороши, так гармоничны! — Миссис Гиббонс всплескивает руками. — Что же случилось, дорогая, почему вы забросили занятия?

Всеми силами пытаюсь не провалиться сквозь землю, застигнутая врасплох, да еще и на месте преступления, и отвечаю сконфуженно:

— Я… перестала успевать, простите. Пришлось сменить приоритеты, чтобы не завалить экзамены. Вот, зашла подругу проведать, поддержать…

Вранье, безыскусное вранье от начала до конца. Из труппы меня вытравила Сэйди, будто мало ей ходить под ручку с Дэнни! Но миссис Гиббонс, вероятно, не в курсе нашего внутреннего разлада и потому с участием кивает, не заподозрив обмана:

— Конечно-конечно, я все понимаю… И все же очень надеюсь, что потом, уже в университетском театральном кружке, вы найдете время проявить свои таланты, ибо они у вас определенно имеются. Не забывайте о них.

Закончив свою вдохновенную речь, миссис Гиббонс улыбается мне и уходит. Я наконец шумно выдыхаю, вытираю со лба испарину и выхожу с другой, неосвещенной стороны кулис.

На сцене творится настоящая магия перевоплощения: Честер-Оргон сердито поднимает руки к небу, Сэйди-Эльмира заставляет его лезть под стол, чтобы узреть корыстолюбие Эдриана-Тартюфа, а сам Эдриан-Тартюф ерничает, стоя в сторонке. Они произносят одни и те же реплики по кругу, чтобы довести речь до совершенства и не потерять в чувственности ее подачи. «Нет, Эдди, не кривляйся, ты выпадаешь из образа!» — укоряет Сэйди и призывает все начать сызнова.

В суматохе репетиции моего ухода не замечают. Я бесшумно прикрываю за собой двери и покидаю зал.

Наступает черед Мэй. Финишная прямая, что выведет меня к кульминационному действу.

Ради поиска последнего сокровища даже пропускаю урок любимой химии, ведь времени у меня всего ничего, если хочу успеть до полнолуния.

Пока ученики заключены в надежных стенах лекционных кабинетов, я прошмыгиваю в женское общежитие. Сегодня солнечно, и коридор залит ярким согревающим светом. Считаю это добрым знаком и дохожу до комнаты Мэй Лин и ее соседки Джорджины Харрингтон.

Сперва опускаюсь ничком на древний паркет и заглядываю в щель под дверью, проверяя, точно ли в комнате никого нет. Не заметив движения, я поднимаюсь и достаю из кармана пиджака старую добрую шпильку. Моим подстриженным волосам она уже ни к чему, но для чужих замков все еще сгодится.

Этой отнюдь не невинной шалости (как и многому другому) меня обучил его сиятельство Гаспар Молина. В тот день я потеряла ключи от своей комнаты, а Ханна уехала к родным. Мы были такими пьяными — бесстыдно надрались за кампусом в честь его семнадцатилетия, — что лыка не вязали. Явиться к комендантше за дубликатом ключей казалось немыслимо, и Гаспар прибег к изобретательному искусству взлома. У Гаспара было множество талантов, и один был греховнее другого.

Под моими проворными пальцами замок наконец поддается и гостеприимно щелкает. В кои‑то веки можно поблагодарить ретроградность руководства Уэст-Ривера: академия так и не озаботилась введением современной системы электронных замков, иначе не увидеть бы мне комнаты Мэй без персональной карточки как своих ушей.

Я воровато осматриваю коридор и только затем переступаю порог. Строгий интерьер академии разбавлен авторскими нововведениями на половине Мэй: постеры k-pop-группы, расклеенные по стене ровным рядком, на серой портьере — гирлянда из флажков с эмблемой Уэст-Ривера. Деловито прохаживаюсь по комнате и трогаю ее вещи, с мрачным удовольствием отмечая их внешнее совершенство, контрастирующее с несовершенством той внутренней Мэй, которую она так усиленно прячет. Выглаженные сменные блузы на вешалке-кронштейне пахнут хлоркой — Мэй профессиональная пловчиха, и запах бассейна преследует ее неотступно. На полке в шкафу лежит стопка безукоризненно сложенных джемперов. Мэй, как лютая перфекционистка, во всем обожает порядок. Даже тетради в ее столе рассортированы по цветам и формату. Среди учебников я натыкаюсь на ее ежедневник. Конечно, я здесь не за этим, но любопытство берет надо мной верх, и руки сами хватают блокнот. Внутри тонна упорядоченных записей: расписание занятий, домашние задания, внеурочная деятельность… Никаких пометок на полях или личных данных. Со скукой пролистываю одним махом полсотни страниц, как вдруг оттуда вылетает фотография.

Я поднимаю с пола снимок и рассматриваю во всех деталях. Справа стоит Мэй с редкой для нее улыбкой во все тридцать два зуба, в середине — Дэнни, которая зажмурилась в приступе смеха… А левая сторона фотографии загнута назад, словно эту часть хотели отсоединить, отрезать, но пожалели. Здесь изображена Сэйдлин