Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

– Не хорошо мне с тобой. Холодная ты, Василиса, – сказал Игнат, после чего ушел в спальню и лег на постель.

Василиса вздохнула с облегчением. Ушел и ладно.

***

Игнат старался, это видели все. Он баловал молодую жену, пытаясь завоевать ее благосклонность. На базарах и ярмарках скупал ей бусы и цветные платки, задаривал имбирными пряниками и сдобными калачами, заказывал ей лучшие отрезы на платья, а однажды привез из города с красных торгов диковинный фрукт, называемый ананасом. Вся деревня приходила к дому Игната посмотреть на эту невидаль, и Василиса каждому отрезала по кусочку твердого, непонятного на вкус то ли фрукта, то ли овоща.

– Вроде сладкий, а вроде кислый. А пахнет картошкой! Как по мне, так вкуснее нашей редьки ничегошеньки нету! – заключила Иринушка, морщась и запивая ананас квасом.

Женщина частенько наведывалась к молодым, чтобы проведать дочь да помочь, если нужно – так она говорила Василию. Помогать Василисе было не с чем, она сама ловко управлялась со всей работой, успевала везде – и дома, и на скотном дворе. Свекр подарил молодым двух коров, козу, а кур и свиней Игнат купил сам. Но Иринушка продолжала ходить к дочери, так как сильно скучала по ней. Иногда она приходила одна, а иногда со сватьей, тогда чаепитие растягивалось до позднего вечера, и Василиса все подливала и подливала воды в самовар. Женщины говорили часами, перебирая все деревенские сплетни. А когда с работы возвращался Игнат, то и он присоединялся к ним.

Однажды Игнат сболтнул теще, что Василиса с ним совсем не ласкова, что живет с ним, будто подневольная рабыня. Иринушка, услышав это, покраснела и засмеялась. Смех ее прозвучал неествественно – слишком громко и визгливо.

– Ты, зятек дорогой, не переживай. Василиска не очень-то любит свои чувства напоказ выставлять, но это не значит, что она, как жаба холодная, не способна любить…

Сказав так, Иринушка поперхнулась слюной и закашлялась – сильно, до удушья. На шум из кухни прибежала Василиса и принялась стучать матери по спине. Когда приступ прошел, Иринушка сказала Игнату охрипшим голосом:

– Видишь, она тех, кого любит, никогда в беде не оставит. А то, что холодна она с тобой, это не беда. Придет время, и оттает ее сердечко. Обязательно оттает.

– Маменька, ты о чем это говоришь, не пойму? – удивленно спросила Василиса.

Но Иринушка только махнула на дочь рукой – не лезь. Она еще немного посидела с Игнатом на кухне, выпила чаю, а только потом засобиралась домой. Уходя, женщина схватила дочь за руку и потянула за собой в холодные сени. Василиса вышла, притворив за собой дверь и поежилась, встав голыми ногами на ледяной пол.

– Чего тебе, маменька? – нетерпеливо спросила она.

Иринушка строго взглянула на нее и прошептала:

– Чего-чего! Мужу-то своему побольше бы внимания уделяла! Я так думаю, ты с поросями в хлеву больше времени проводишь, чем с ним!

Василиса ничего не ответила матери, вскинула кверху подбородок и ушла в дом, не попрощавшись.

***

Игнат терпеливо ждал, когда в Василисе проснется страсть или хотя бы нежность. Он по-прежнему любовался женой, сердце его трепетало, когда она смотрела на него, пусть даже безразлично и холодно. Он, возможно, ждал бы и ждал так годами, если бы однажды не произошло с ним нечто такое, что перевернуло все его чувства и всю жизнь заодно.

Случилось это по весне, через неделю после Пасхи, в аккурат на Красную горку. Деревня уже почти освободилась от снега, покрылась непроходимой грязью, запахла навозом. На просыхающих пригорках уже зацвели первые желтые цветки, солнце постепенно теплело и закатывалось за лес все позднее. Девушки, обрадовавшись первому теплу, подоставали из сундуков яркие, цветастые платки и гуляли теперь, нарядившись, по вечерам, пели песни, завлекая парней. Весенний воздух пьянил, кружил молодые головы, дарил ощущение свободы и счастья.

Красная горка была любимым праздником для всех, особенно для молодых парней и девок. Именно здесь они могли покрасоваться и познакомиться друг с другом.

Василиса не любила шумные праздники, но Игнат сказал, что они пойдут.

– Чего нам дома сидеть? Вон день какой хороший! Пойдем, Василиса, гармони послушаем, медовухи выпьем, а может, и попляшем с тобой! Не старики ведь! Эх, давно я не плясал!

Василиса сморщилась, но перечить мужу не стала, накинула на плечи нарядный платок и взяла Игната под руку.

Они пришли на поляну, где, обычно, собиралась деревенская молодежь, и сели в сторонке на разложеные по кругу бревна. На поляне уже стояло несколько заготовок для костров. Вечером их разожгут, и захмелевшие парни и девки начнут прыгать через них, смеясь и громко визжа. Какой-нибудь сильно подвыпивший молодец обязательно не рассчитает своих сил и упадет прямо в огонь. Тогда на поляне на время случится настоящий переполох – девки отчаянно завизжат, а парни начнут катать пострадавшего по земле, чтобы потушить огонь. Кончится все хорошо, на Красную горку еще никто сильно не обгорел – захмелевшие молодцы, как правило, не чувствуют боли.

А пока на поляне все было достаточно пристойно – играли гармони, и две весёлые, круглолицые девушки громко распевали озорные частушки. Некоторые из них были неприличными, и это еще пуще раззадорило слушателей, жаждущих буйного веселья. Парни, услышав непристойность, принимались громко смеяться, а девушки улыбались и краснели от стыда.

Спустя час Василиса почувствовала себя дурно. От всеобщего веселья, шума и бесконечных, мельтешащих перед глазами, хороводов, у нее закружилась голова, во рту пересохло, а к горлу подступила тошнота.

– Что-то мне не по себе, Игнат. Отведи меня домой, – попросила она слабым голосом.

Игнат к тому времени уже выпил несколько чарок медовухи со своими друзьями. Веселое лицо его резко помрачнело – не всем друзьям он еще похвастался своей красавицей-женой. Он встал и проговорил недовольно:

– Вечно ты так, Василиса! Ничто вокруг тебя не радует!

Василиса поднялась с бревна, перед глазами ее потемнело и, покачнувшись, она едва не упала – Игнат вовремя подхватил ее, поднял на руки и понес. Василиса была маленькая и легкая, будто ребенок, а не женщина. Игнат злился, но быстро остыл. На нее было невозможно злиться, ее хотелось защищать и оберегать.

– Вроде не пила, а шатаешься, точно пьяная! – неудачно пошутил он.

Василиса не ответила, тело ее ослабло, и она положила тяжелую голову на сильное плечо мужа. От этого сердце Игнат сильнее застучало в груди. Он уткнулся лицом в светлые волосы жены и вдохнул их запах – легкий, свежий, травянистый. Не было для него