Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

Василисы, которой не пристало уже бегать в девичьих залатанных сарафанах, а также подарки свекрам – рубаха с кушаком для будущего отца и яркие платки для будущей матери. Иринушка готовила все сама – с любовью и заботой. Она радовалась предстоящей свадьбе больше Василисы.

Закрыв тяжелую крышку сундука, женщина погладила дочь по голове, поцеловала в светлую макушку.

– Последняя твоя девичья ночка! Завтра разделишь постель с мужем, доченька. Начнется у тебя новая жизнь. Так что не сиди сегодня долго, ложись спать.

Василиса посмотрела на мать заплаканными глазами и покорно кивнула.

– Сейчас лягу, маменька. Волосы расчешу и сразу лягу.

Девушка повернулась спиной к маленькому зеркальцу в темной раме и стала водить гребнем по волосам. Взгляд ее был обреченным. Иринушка подошла к стене, на которой висел нарядный красный свадебный сарафан, смахнула с него невидимые пылинки, а потом взглянула на подоконник. Увидев там жабью кожу, она, пользуясь моментом, пока дочь не видит, протянула руку и схватила холодный, скользкий комок,зажала в кулак, спрятала в складках платья.

– Пойду тоже спать. Завтра ранехонько вставать. Ох и долгий завтра будет день!

Василиса кивнула матери, а потом встала и легла в постель, натянув одеяло до самого подбородка. Так, уставившись в потолок, она пролежала час, а потом вылезла из-под одеяла, скинула с себя длинную ночнушку и, подойдя к окну, распахнула его настежь. В лицо ей тут же ударил промозглый осенний ветер, дождь покрыл ее стройное,обнаженное тело мелкими каплями воды. Василиса вдохнула влажный воздух полной грудью, засмеялась и проговорила в ночную тьму:

– Прощай, маменька, прощай, отец. Я вас очень люблю, но, увы, никогда мы больше не свидимся. Ухожу от вас навсегда… Не поминайте лихом!

Она провела рукой по подоконнику, но под ее рукой не было ничего, кроме шершавой доски. Василиса наклонилась и прищурилась, чтобы лучше видеть, но подоконник был пуст. Ее жабья кожа, которую она прятала за занавеской, куда-то подевалась. Присев на корточки, девушка принялась тщательно ощупывать пол возле окна. Она обползала всю комнату, но жабья кожа так и не нашлась.

– Да куда же она подевалась? – заплакала Василиса.

Опустившись на пол, она схватилась руками за голову и прошептала:

– Мама?

Это осознание будто ударило Василису под дых – она задохнулась и почувствовала боль под ребрами. Ветер рвался в дом сквозь открытое окно, раскачивал ставни, мокрые желтые листья залетали в комнату и, кружась, оседали на пол. Василиса не чувствовала холода.

– Мама, мама… – шептала она, поднимаясь на ноги.

Подняв брошенную на пол сорочку, она натянула ее через голову и, словно белое привидение, поплыла из своей девичьей комнатушки к родительской постели. Она ступала легко и бесшумно – так, что ни одна половица не скрипнула под ее голыми ногами. Остановившись возле спящих родителей, она позвала:

– Мама, проснись!

Отец громко храпел, а мать причмокнула губами во сне и вздохнула.

– Мама, проснись! – снова повторила Василиса и дотронулась до ее плеча.

Иринушка тут же открыла глаза и испуганно взглянула на дочь.

– Василиска? Ох и напугала! Думала, привидение стоит! Не спится тебе, доченька? Волнуешься?

Василиса стояла перед матерью – простоволосая, бледная, совсем еще юная. Стояла и плакала.

– Мама, молю тебя, отдай мою жабью кожу, – жалобно попросила она.

Отец, услышав шепот, заворочался на своей половине кровати.

– Что там, женка? – сонно спросил он.

– Спи, Васенька. Ничего, так… Бабские дела, – торопливо ответила Иринушка и поплотнее укрыла мужа одеялом.

Тот, сопя, перевернулся на другой бок и снова захрапел. Иринушка спустила ноги на пол и поежилась.

– Ох, что-то зябко! Будто ветер по дому гуляет.

Она встала с постели и засеменила к комнатке дочери. Василиса последовала за ней, растирая по щекам соленую влагу.

– Отдай мне мою кожу! – вслух произнесла девушка, едва они вошли в ее светлицу.

– Ох, окошко открылось, вот ведь напасть! – воскликнула Иринушка, будто и не слышала просьбы.

Она схватилась за деревянные створки, щурясь от дождя и ветра. Закрыв окно, женщина судорожно вздохнула и резко обернулась к дочери. Лицо ее стало бледным и суровым.

– Ты с этими глупостями-то кончай уже, дочь, – строго сказала она.

Василиса никогда раньше не видела такого каменного лица матери, не слышала таких холодных ноток в голосе. Но девушка не собиралась отступать от принятого решения. Целый год она ждала этого дня, готовилась к нему.

– Где моя кожа? Куда ты ее дела? – зло спросила она.

Иринушка увидела, как дочь сжала кулаки, как заходили под тонкой кожей желваки на лице. Но она не поддастся ее гневу. За последние годы дикие выходки Василисы ей изрядно надоели.

– Нету больше твоей кожи! Забрала я ее и в землю схоронила. Пусть сгниет! – проговорила она.

Василисино лицо, всегда бледное и прозрачное, вдруг побагровело.

– Что? Что ты наделала? – закричала она.

– Тише, отца разбудишь! – шикнула Иринушка и прижала к губам дочери свою ладонь.

Но Василиса резким движением отбросила ее руку и вцепилась пальцами в плечи матери.

– Говори, мама, где моя жабья кожа? Куда ты ее закопала? Говори же! Или я с тобою больше ни единым словом не обмолвлюсь!

Взгляд Василисы был страшен, из прозрачно-голубых глаз будто летели в разные стороны огненные искры. Она вся тряслась, губы дрожали. Иринушка обхватила дочь руками, сжала ее крепко в объятиях. Та затрепыхалась, будто раненая птичка, закричала во весь голос:

– Аааа! Отдай мне мою кожу, мама! Отдай! Не мучь меня!

От ее крика проснулся Василий. Вбежав в светлицу и увидев рыдающую жену, которая держала бьющуюся в конвульсиях дочь, он рявкнул так, что, казалось, затряслись стены:

– А ну, умолкли обе! Глупые бабы! Устроили тут шабаш! И это перед таким важным днем!

Иринушка с Василисой испуганно смолкли, прижались друг к другу. Василий всегда был добр, но уж если его что раззадорило, то вспыхнувшую ярость было сложно унять, он начинал рвать и метать, крушить все, что попадалось ему под руку. Обе женщины знали об этом, поэтому замолчали, прижались друг к другу, замерли неподвижно.

– Василиска! А ну быстро ложись спать! Иринушка! Пошла в постель! Дуры, ой дуры!

Василий смотрел на жену и дочь и тяжело дышал от негодования.

– Завтра свадьба! Жизнь новая у вас обеих начнется! А вы тут удумали драться да ругаться посреди ночи! Дуры-бабы, дуры!

Он схватил дочь за руку и толкнул ее на лавку, потом схватил за шиворот жену и вытолкал ее из комнаты.

– Спи, дочь! Чай не маленькая уже, чтобы капризы свои показывать! – грозно сказал он, – Мы тебя сосватали? Сосватали! Рукобитье было? Было! А если что учудишь