100 легенд Токийского кафе призраков - Джулиан Седжвик

– Така?

– Да?

– Я… рада, что мы ищем с тобой истории вместе.

Така бросает мимолетный взгляд на Юки, комично щурится, будто пытается разгадать, о чем девушка думает, потом снова переводит взгляд на дорогу.

– И я.

Юки закусывает губу и тоже смотрит вперед. Она внимательно наблюдает за тем, как дорога изгибается, спускаясь до уровня моря – к заброшенному дому, затерявшемуся на клочке земли, и океану.

9

Три истории о Юки и Таке

3. Возвращение ёкая

Машина едва тормозит, а Юки уже вылезает наружу, пристально вглядываясь в то, что осталось от опустевшего дома Хары. Входная дверь заколочена, как и окна на первом этаже пристройки, на которую в свое время обрушилась вся мощь цунами. Слева, в старом крыле дома, в разорванных сёдзи зияют неровные темные дыры. А окна сверху слепо сверкают, отражая яркие облака над Тихим океаном.

Со стороны воды дует пронизывающий до костей ветер, а во́роны мрачно каркают – всё как и всегда. «А они знают, что мир изменился? – думает Юки. – О ярости цунами и о радиации, прогнавших всех прочь?»

Девушка наблюдает, как птицы кружат над холмом за домом. В детстве она запускала там фейерверки на Обон вместе с дедушкой и ждала возвращения душ умерших. Позже там же смотрела, как надвигается цунами. А потом, когда вырвалась из хватки стихии, лежала, измученная настолько, что краше в гроб кладут.

В тот темный холодный вечер ей казалось, что рядом все время кто-то есть. Не только лис, ставший ее товарищем по несчастью на самодельном плоту, но и что-то еще, что помогало Юки и оберегало ее и в воде, и на холме. Здесь ли оно сейчас? Она обводит взглядом дом, сад, заросший соснами пригорок.

Все неподвижно, только колышутся ветви деревьев да суетятся во́роны.

– Смотри. – Така указывает большим пальцем за спину, в сторону океана. – Столько всего расчистили за последние месяцы.

Юки поворачивается. Огромные кучи обломков пропали, дорога теперь ничем не завалена, хотя полотно растрескалось и поросло сорняками. Вокруг ритмично покачиваются на ветру дикие травы. Рядом не осталось ни одного дома – только одинокие ели, загибающиеся или уже погибшие от соли, и бетонная глыба здания начальной школы, которая возвышается вдалеке, будто корабль, танцующий на неровных волнах желто-зеленого моря.

– Из всех домов, выстоявших после цунами, твой ближе всех к океану, Юки.

Та кивает:

– Дедушка так и говорил: крепкий дом для крепкой семьи.

– Как в воду глядел, – широко улыбается Така. – Ох, твоя тетя Казуко приезжала весной – такая грозная! Целую вечность с серьезным видом меня допрашивала. А потом крепко обняла и сказала, что я замечательный. Странная у тебя семейка.

Юки снова переводит взгляд на свое убежище на холме. Во́роны суетятся сильнее, поднимаются в воздух с крон деревьев.

– Тебе не кажется, что за нами кто-то наблюдает?

Така хмурится:

– Давай без этого, ладно? Мне и так тут не по себе…

– Хочу подняться наверх, – заявляет Юки. – Просто чтобы проверить. Посмотреть, как оно.

* * *

На вершине холма Юки и Така долго стоят и переводят дыхание после утомительного восхождения по скользкой тропке, усыпанной сосновыми иголками. Все, что было между домом Хары и океаном, теперь заброшено. Сложно даже представить россыпи домов вдоль небольших дорожек и заводские цеха, когда-то стоявшие рядом со старой дамбой. Желтые экскаваторы что-то копают около развалин школы, а пространство между земляными насыпными бортиками наполняется стройными плотными рядами из тысяч черных пластиковых мешков. Ветер доносит до холма едва слышный лязг ковшей и писк сигнала заднего хода.

– Предметы с низким уровнем радиации, – качает головой Така. – Больше никто не соглашается их хранить.

Юки смотрит вниз, на то, что осталось от студии дедушки в саду. Оттуда уже нечего забирать: волна все смела, унося бесчисленные рисунки, наброски, рукописи – вся его карьера растворилась в необъятных водах Тихого океана. Сердце кровью обливается. Мать Юки особенно горевала, что пропали мемуары, над которыми трудился Дзиро. «Я никогда толком не слушала его истории, пока он был жив, – сказала она. – А теперь уже не смогу».

Расположившаяся за студией гончарная мастерская бабушки Анны тоже превратилась в развалины.

Юки оглядывается. На вершине холма будто стало теснее и места словно еще меньше, чем во время ее прошлого визита три года назад, в годовщину катастрофы. От ямки, где была закопана жестянка с детскими рисунками Юки, не осталось и следа.

– До сих пор не понимаю, как оно все здесь оказалось. Сначала думала, это твоих рук дело: может, ты все устроил после цунами, может, дедушка тебя об этом попросил по телефону, когда… – Юки отодвигает прядку, зацепившуюся за очки, и вздыхает, – ну, когда он пошел к дому.

– Юки, клянусь, я об этом ничего не знал.

– Тогда кто это сделал? Я видела только госпожу Такэду, а дедушке она не слишком-то нравилась.

– Я уже говорил, – улыбается Така. – Должно быть, это твой малец – Мальчик-волна. Как в манге.

– Издеваешься?!

– Юки, ты последняя, над кем я стал бы подшучивать. Ты пережила невообразимое, потеряла дедушку и дома в Англии даже не могла ходить в школу. А когда вернулась сюда, пробралась со мной в зону радиации, потому что так тебе подсказывало сердце. А потом… потом ты превратила это все в прекрасную историю и даже помогла мне справиться с горем. Так что нет, Юки, я не шучу. Просто пытаюсь поднять настроение, но ведь это совсем другое, разве нет?

Она кивает:

– Прости.

Така протягивает ей руку, и Юки сжимает ее в своей. Становится тепло и хорошо. Пара снова поворачивается в сторону прибрежных широт.

– Давай еще постоим и подумаем о дедушке и твоем папе, – предлагает Юки. – А потом займемся домом.

– Точно хочешь остаться на ночь? Я уже говорил: в это время тут становится жутковато. И электричества нет…

– Точно. Хочу еще разок тут заночевать. И не сбегать, как в прошлый раз. – Она тычет в сторону желто-зеленых волн травы, покачивающейся на ветру. – Тебе показалось, что там духи… фунаюрэй.

– Я тогда был сам не свой, – кивает Така. – Ладно, остаемся. С вами, Хара, спорить бесполезно. Все вы упрямые как бараны.

Юки улыбается:

– А то!

Держаться за руки