Странница - Илья Георгиевич Шаблинский

class="p1">Когда поднимался по ступеням на высокое крыльцо, заметил справа у стены простой деревянный крест. Внутри было пусто и гулко — как и должно было быть. Он пошел между рядов, озираясь, выискивая глазами, кому адресовать вопрос. Подвернулась маленькая бабушка во всем сером, несущая из угла, где мерцали свечи, коробку с пустыми алюминиевыми кругляшами.

— Извините, — Корней чуть склонился вперед верхней частью туловища, — где тут, вот… договариваться насчет крещения?

— А это — вот туда, — бабушка указала в противоположный угол, — идите в закрестье, там спросите.

Сказано было звонко, с легким акцентом и протяжной интонацией. Корней отправился, куда было указано, нашел полуоткрытую дверь, заглянул. В обширном помещении, служащем чем-то вроде вестибюля и гардероба, грузный седой мужчина в облачении священника разговаривал с высокой худой дамой-прихожанкой. Корней дождался окончания короткого разговора, проводил взглядом заплаканное лицо женщины и осторожно приблизился.

Священник выслушал его, склонив темное мясистое лицо.

— Хорошо. Хотя знаете, немножко поздно, все группы уже сформированы… Можно записаться в ту, которая начала занятия в конце сентября.

В его неторопливом выговоре было что-то знакомо прибалтийское.

Под высоким окном оказался стол с кипой толстых тетрадей, смахивающих на амбарные книги. Крупный мужчина неторопливо уселся, извлек одну из тетрадей откуда-то из середки кипы, поднял глаза на Корнея.

— Весь курс по катехизации займет примерно год… Вы знаете это?

Корней не знал, но на всякий случай сказал:

— Это понятно. А крещение-то само… оно когда?

— После курса катехизации обычно идут еще индивидуальные занятия. Если вы будете в третьей группе, там занятия ведет сестра Эльжбета. Когда она убедится, что ваши знания достаточны и что вы духовно… подготовлены и как бы… являетесь достаточно зрелым, тогда можно будет определить время, когда вы примете крещение…

Священник говорил размеренно и слегка устало. Он смотрел на хорошо одетого и слегка смущенного господина выжидающе-благодушно, не открывая извлеченной тетради. Господин постарался не выдать удивления и крайней досады. Дело, оказывается, обстояло так, что предполагаемое таинство никак не выкраивалось до ноября, причем не то что до ближайшего, но и до следующего. Порядочки у них тут, однако. Огорчение подкреплялось легким раздражением — нормальным раздражением серьезного городского занятого человека.

— А можно сделать исключение? Ну, чтоб не год, а меньше? В силу особых обстоятельств?

— Исключения, конечно, возможны, — с готовностью сказал священник, — если лицо, намеревающееся принять крещение, страдает тяжелым заболеванием, способным оборвать жизнь непредсказуемо быстро, либо если это лицо уже поставлено в результате болезни или несчастного случая на грань жизни и смерти… тогда процесс катехизации будет ускорен или упрощен…

— Понятно, — сказал Корней, — понятно. И иных вариантов нет. Ну ладно. Тогда запишите меня… Вот в ту группу…

Священник раскрыл тетрадь и снова поднял на Корнея глаза.

— За год вы сможете изучить обряды и как-то лучше понять для себя… решить что-то окончательно.

Корней сумрачно покивал:

— М-да, года мне хватит.

— Год — это, конечно, много, — согласился священник, — но время летит быстро.

Он взял ручку, нашел в конце страницы столбик дат, поставил напротив одной из них точку.

— Паспортные данные? — вкрадчиво поинтересовался Корней.

— Нет, только имя… Занятия по субботам. Суббота у нас завтра. Вас устроит? В два? Есть еще по вторникам.

— Нет, суббота мне удобнее, — решил Корней.

На обратном пути от закрестья к выходу он оста новился у барельефа, изображающего несение Гроба Господня. Потом еще раз скользнул взглядом по сводам и стенам. Убранство показалось ему довольно скромным. По дороге домой старательно восстанавливал в памяти обрывки истории о бунте протестантов против католиков. Первые вроде возмущались избыточной, вызывающей роскошью католических храмов. И многим другим…

Особой роскоши он, надо сказать, не приметил. Скорее, строго. Или, может, это в Москве они себе особо не позволяют…

Домой вернулся к пяти. Майя в своей комнате изнывала над изготовлением какого-то английского текста. Ходила, взглядывая по-совиному и покусывая кончик шариковой ручки. Но сразу же предложила свои услуги в разогревании супа.

— Сам разогрею, — буркнул Корней. — А где мама?

Мама, оказывается, задерживалась в отделении, но звонила и обещала скоро быть. Она и вправду вскоре перезвонила — сообщить, что у заведующего административное дежурство, она ему должна немного помочь, но минут через двадцать выедет.

— Как ты? — спросила после паузы.

— Бодро, — уверил Корней.

— Голова ночью опять болела? Ну, я же видела на столе упаковку баралгина!

— Уже меньше, — успокоил Корней.

— Помнишь, я давала тебе телефон? Ну, врача-психоневролога. Ты еще месяц назад жаловался? Его зовут Акиньшин Станислав Игоревич. Ну, помнишь?

— А, — рассеянно отозвался Корней, — так он же не по этой части. Он психоневролог. Он же не по травмам башки. Тут явно что-то посттравматическое.

— Ну, я тебя умоляю: позвони ему! Я с ним обо всем договорилась! Он тебе и томограмму сделает, там у него знакомый есть, невропатолог. Ну, позвони сейчас. Я с ним сегодня договорилась.

— Ну ладно, ладно, — вздохнул Корней. — Хорошо. Ты, в общем, собираешься, да?

Пока микроволновая печь грела суп, он еще раз заглянул в ванную. Зачем-то еще раз вымыл руки, вгляделся в свое отражение. Шрам от правого угла рта к подбородку был еще свеж и розов. Он бросался в глаза и настораживал. Человеку с таким шрамом можно было бы запросто отказать в приеме на работу. Этому типу не хотелось верить. Что, интересно, думал про него сегодня тот священник-поляк? Да ладно. Его небось шрамом на морде не удивить.

Корней вспомнил настойчивый Ингин голос. Визитку того врача он, конечно, не выкинул. Был аккуратен. Немного поколебавшись, уединился в комнате, развалился в кресле и набрал номер. Почти сразу ему бархатистым голосом ответила медсестра. Сообщила, что Станислав Игоревич сегодня принимает на дому. Велес хмыкнул. Сестра попросила представиться и, услышав его фамилию, добавила в голос еще любезности:

— Ой, запишите, пожалуйста, его мобильный… И домашний. Позвоните, он вас примет.

Инга, похоже, и впрямь провела работу. Корней повертел в пальцах блокнот с последней исписанной страничкой. Домашний номер доктора Акиньшина начинался цифрой 5. Тревожить человека дома Корнею почему-то не хотелось. Решил, что позвонит на следующей неделе, например во вторник…

Инга явилась в начале седьмого и, странное дело, не стала сразу же дознаваться, был ли сделан звонок и каковы результаты. Она была измотана и голодна.

Корней все хотел сосредоточиться, поразмышлять. Планируемые посиделки на кружке при церкви, обещавшие еще аж год ежесубботних посещений, как-то выходили за контур привычных задач. Вот если б сразу… Он исполнил бы с готовностью все надлежащие церемонии. Чего уж там. И сразу мог бы поставить перед Ингой вопрос. Ему почему-то казалось, что ее реакция внесет