Ведун - Александр Владимирович Мазин

— Теперь что? — спросил смурным голосом.

— Повезет: станешь рядным холопом, — сказал Бурый, устраиваясь поудобнее. — Не повезет: наставник мой шкуру с тебя снимет и мать твоя из нее ему одежку сошьет какую нито, на какую хватит. Но ты не трухай, холоп. Я ж сказал, что добрый. Заступлюсь за тебя. Трогай давай, а то лошадку уже слепни совсем заели.

Сом послушно подхватил кнут и пустил коняшку рысью.

Бурый покосился на Дедку. Тот приоткрыл один глаз и подмигнул. Одобрил.

Бурый тоже чувствовал себя молодцом. Похолопить того, кто хотел тебя убить — это славно. Хорошо быть ведуном.

[1] Скот в старой традиции это не только животные, но и все имущество вообще.

Глава 15

Глава пятнадцатая

— Чародейство от того так и зовется, что наговоры простые над чарами шепчут, — Дедко накрыл ладонью варево, горячее еще, пар меж пальцами поднимался. Но Дедке все равно. Он угли из костра этими пальцами вынимал. — Почему так?

— Так хмельное же! — не раздумывая, выпалил Бурый. — Напьется человек и такое творит, что после сам удивляется!

Дедко снял ладонь с котелка, облизнул, сказал:

— Еще потомить надоть, — вернул на огонь, и добавил: — А ты меньше про пива-меды думай. Вода — всего основа. На воде мир стоит, с водой жизнь в мир приходит. Даже младенчик прежде воды из утробы не вылезет. Вода все примет, и она везде. Волохов жрец через нее с тучами говорить может…

— Точно? С тучами? — изумился Бурый. — Там же Перун со Сварогом молоньи мечут!

— Ну так пусть себе тешатся, кто мешает, — на подернутой желтой пленкой поверхности варева медленно вздувались пузыри. Вздувались и опадали, не лопаясь. Верный знак, что доходит зелье как надо. — Вои княжьи, вон, тоже по земле скачут, мечами блещут, а земле от того что? Да ничто. Родить лучше не станет.

— Хуже. Всходы вытопчут, — вспомнил, как бывает, Бурый.

— Вот, — удовлетворенно произнес Дедко. Правда, непонятно что одобрил: слова ученика или то, как зелье варится. — О живой воде слыхал?

— Слыхал, — подтвердил Бурый.

— А видел?

Бурый замотал головой:

— Только мертвую.

— Мертвую ты и сам теперь сотворить можешь. Плохонькую, но так и должно быть. Мало в тебе от Морены. Ну как расскажи, как.

— Так просто же! — воскликнул Бурый. — Любой смерд так сумеет. Поставил глечик рядом со свежим покойником, душа уходящая в воде той умылась, земное с себя смыла, вот и готово.

— Верно, — согласился Дедко. — А что непросто?

— Непросто смывки те в воде удержать, — сказал Бурый. — И чтоб не стухли. Не то не целить такая вода будет, а гадить. Потому воду надо брать чистую и текучую, ветку омелы в нее опустить. А как душа омоется, ветку вынуть с сильным наговором «Вода-водица, сладка родо…»

— Довольно, — перебил Дедко. — Важные слова впусте не говорят. Дальше что?

— Дальше — зелье нужное добавить, — сказал Бурый. — Ежели рану зарастить, то…

— А что в каждом зелье непременно? — снова перебил его Дедко.

— Крепь-трава. Не то уйдет сила из воды.

— Верно, — подтвердил Дедко. — Такова вода: примет легко, а отдаст еще легче. Если мы ей не помешаем. А почему мертвая вода мертвой зовется?

— Так с мертвеца же!

Дедко покачал головой:

— Не быть тебе ведуном.

— Как это? — испугался Бурый. — Я ж уже ведун! Ты сам сказал!

— Я сказал: сила в тебе проснулась, — поправил Дедко. — А сила без ума — это не ведун, это баран дурной. Толку от него — шерсть да мясо. А поскольку шерсти в тебе чуть, то тебя, малой, сожрут вскорости. Как уйду я, так тебя и схарчат. Будут косточки твои глодать и меня благодарить, что такого упитанного барана вырастил. Хочешь так?

— Не хочу, — буркнул Бурый обиженно.

— Тогда думай, недоумок, что душа уходящая в смерть, с себя смывает?

— То, что в смерти ей не нужно.

— А что в смерти ей не нужно?

— Жизнь? — предположил Бурый. — Жизнь она с себя смывает? Остатки?

— Может ты и не так туп, как кажешься, — проворчал Дедко. — Может и не сожрут тебя ведьмы, духи или еще кто. Верно, жизнь. Самую основу ее. Зерно. Так устроено. Пока душа основу эту не отдаст, ни в Навь, ни в Ирий ей пути нет. Кромка не пропустит.

— А как тогда нас пропускает? Мы ведь живые!

— Так мы ж не навсегда, — пояснил Бурый. — Мы — в гости. Вот позовет меня князь в терем свой для дела, я и войду. И назад выйду, если хозяин дозволит. Но жить в княжьем тереме и гостить — не одно и то же. И, заметь, впустят меня только если дело у меня, а не так, побродить. А не то меня княжья гридь скрутит и за ворота выкинет. Но мы сейчас о другом толкуем. А о том, почему мертвая вода называется мертвой, а сама раны живит, к примеру. Скажешь?

— Так сам же сказал: мы в ней зерно жизни силой своей запечатали! Зерном этим и живим. Так?

— Так да не так. Не зерном мы живим, а его смертью.

Бурый почесал затылок. Запутал его Дедко. Теперь уж и непонятно, что сказать.

Но Дедко сжалился: спрашивать не стал. Сам ответил:

— Когда зерно умирает, жизнь от его смерти сразу в рост идет, поднимается колосом. Ну все, созрело зельецо. Не хочешь спробовать?

— Чур меня! — отмахнулся Бурый. — У меня и без него уд чуть что — торчком! — и добавил с укором: — А ты мне с бабами не дозволяешь!

— Не время, — строго сказал Дедко. — Придет время, будешь пахтать, когда захочешь.

— И когда оно придет? — вздохнул Бурый. — Когда из тебя мертвую водицу сделаю?

— Не-е-е… — Дедко снял с огня котелок и накрыл березовой плашкой. — Раньше.

— Когда — раньше? — оживился Бурый. — Скоро?

— Того не ведаю.

— А должен. Ты ж ведун!

Дедко фыркнул:

— Так это не мое, это твое. Как созреешь, так и проведаю.