Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

официальной версии. Если верить словам людей, там побывавших, копали там ураносодержащий материал. Сам понимаешь, кто работал там. Лагеря… Добытые богатства грузили в вагончики и по узкоколейке перегоняли до ближайшей станции уже стандартного железнодорожного полотна. А тянули эти обозы лошади.

Машин в те годы не хватало, приходилось выкручиваться с тем, что имелось. Дохли они только так от непосильных подвигов. Люди тоже долго не задерживались на этом свете. До сих пор там в ржавых зарослях колючей проволоки висят на столбах черепа.

– Ужас какой.

– И не говори.

Они незамедлительно выпили. Антон Александрович откашлялся и, закурив сигареты «Прима», продолжил рассказ:

– Нехорошее было место, но делать нечего. Выдвинулся в путь. Уж очень я торопился. Лес поначалу встретил замысловатыми узорами ветвей и пением птиц. С каждым шагом становилось все тише. Казалось, сама старуха с косой бродила там. Деревья становились все мельче и напоминали застывших чертей или химер. Дело клонилось к вечеру, и по всем расчетам я должен был выйти уже к объездной грунтовой дороге, но ею и не пахло. Мох становился все мягче и влажнее. Я прыгнул, и земля пошла волнами. Опасения подтвердились. Это были болота, «гнилые бездны». На старых картах 1850-х годов видел такое обозначения. Сбился с пути.

– Красиво звучит.

– Еще как! Метафизика пространства. Беспричинный страх одолел меня. Двести лет назад там самосожглась добрая сотня староверов со словами: «Князь мира сего восстал». Во время Гражданской войны в этих лесах скрывались от пролетарской диктатуры и продразверстки крестьяне. Никто из них не вернулся. Все канули в небытие. Как ни крути, гиблая дыра. Тут, брат, кончается история и начинается черт знает что…

Антон Александрович достал платок и отер взмокший лоб. Шальной взгляд его шарахался от куста к кусту, где недвижно сидели вороны.

– Видишь – голова поседела за одну ночь. Не успел я опомниться, как небо почернело и проступила сыпь звезд. Я все шел и шел. Старые пеньки, грибы, заросли папоротника жутковато светились. Лес становился отчетливей. В легкой дымке мерцали блуждающие огоньки. Сладковатым трупным запахом веяло от них. Бабка говаривала – нельзя долго смотреть на это. Утащат и утопят. Невольно перекрестившись, хоть и был тогда атеистом, продолжил путь. И тут-то во всем великолепии явился он, торжественный царь.

– Кто?

– На поляне, обросшей грибницей, ржавел локомотив с гордым именем «Октябрь». Стоял он там долго, так как сквозь него успели прорасти молодые деревца. Эмблема, слившиеся в едином порыве трудового подвига молот и серп, хоть и потеряла краску, но была все еще различима. Белоснежный скелет лежал у подножия машины. Одежда на нем давно истлела, лишь небольшой предмет виднелся в руке.

– Что это было?

– Бронзовый ключ, покрытый патиной времени и с выгравированной цифрой шесть. Когда мои пальцы коснулись его, сама природа пришла в движение. Порыв ветра зашатал кроны деревьев. Раздался стон. Окна локомотива чернотой смотрели на меня, если не сквозь. Вот тогда-то и стало невмоготу. Безымянное было там…

Отец Велимира замолк и выпил стакан водки, не закусывая. Дядя Толя рассмеялся, обнажая почти беззубые десны.

– Брешешь.

– Вот те крест.

– Как выбрался то?

– Не помню. Словно в кошмаре все происходило. Бежал прочь шальным лосем по чаще. Каким-то чудом даже не утонул, хоть и исцарапал все лицо.

– Может, приснилось?

– А это ты как объяснишь?

Отец Велимира достал кулон из-под одежды, и собравшиеся ахнули.

– Тот самый ключ?

– Да.

– А локомотив? Спрашивал у местных?

– Свели меня с одним местным поэтом. Он проработал на железной дороге сорок лет. Звали его Анатолий. Ко времени этих событий он давно сидел на пенсии и жил огородными делами, а также страсть как любил рыбачить и ходить по грибы. На мои просьбы поведать историю артефакта он ответил согласием. Выбрались мы на реку, жахнули водки, закусив грибочками. «Ну, сча искупаюсь и все расскажу», – сказал он.

– И?

– И утонул. Больше желающих говорить на эту тему не нашлось.

В конце обучения в университете отец подарил этот артефакт Велимиру, а тот по привычке больше таскался с амулетом на связке обычных ключей от гаража да от квартиры. Внезапно сидящего озарило осознание сродни вспышке молнии. Взгляд Велимира был направлен на белоснежный экран. Тонкие иглы света тянулись к нему по стенам и потолку. Крысы и шорох были только формой, образами, хранимыми в черепной коробке. Сейчас же он лицезрел нечто, что отбросило условности и церемонии.

– Невыразимое, – только и успел сказать он.

Глава 19

Максим. Союзник

– Мне дал ваш контакт… Шмелев, – говорит Света, девушка того самого спортсмена-блогера, и утомленно кладет руки на стол.

Я обвожу ручкой в блокноте очередной пункт списка и чуть радуюсь: оказывается, Шмелев способен предлагать не только всякие сплетни, но и то, что мне на самом деле будет интересно. Может, я так опять полюблю работу?

Мы сидим в дешевой кофейне у громадного, по-осеннему темного прямоугольника-окна, а за ним шумит улица. Где-то далеко, утопая в этом шуме и шорохе автомобильных шин, гремит гром. Наверное, на мойке машины сегодня можно сэкономить.

– Это и так понятно, что Шмелев, – отвечаю я, включая диктофон. – Ближе к делу.

У нее сухая, блеклая кожа, ломкие волосы и взгляд онемевшего человека, такой же, какой я частенько вижу в зеркале, когда смотрюсь в него. Похоже, она в депрессии.

– Спасибо, что согласились помочь, – продолжает она, будто бы не услышав моей просьбы. – Прошло почти девять лет, а я просто не могу перестать об этом думать.

– Вы все еще верите?

– Да, мне кажется, что это все еще не конец. Что он где-то здесь, не так далеко, просто никто больше не знает, где его искать. А он хочет, чтобы его наконец нашли. И чтобы мы вернули все, заново добились успеха вместе. Инвалидность же не приговор.

Ну да, наверное.

Я отпиваю кофе и думаю о том, как сильно будет стучать сердце. Не считая сотрудницы, мы сидим одни, но все время кажется, что за мной кто-то наблюдает. Словно где-то там, за невидимым экраном, к которому прильнула наша реальность, есть хотя бы один зритель, и ему все это зачем-то сдалось. Но когда я оглядываюсь, на меня не смотрит никто, кроме Светы, и то взгляд ее изредка упирается мне в лоб, а сама она где-то не здесь. Там, где тот, кого она ищет.

Света с трудом поднимает держащую смартфон руку и показывает фотографию. На ней сам Иванников – видимо, после награждения. Стоит на фоне бассейна и держит в руках медаль, а