Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

запоминание, и велел каждому составить предложение с глаголом «memini» («я помню»). Ну, почти все сочинили расхожие фразы вроде «Я помню своего отца», «Он помнит свою книгу» и тому подобную банальщину; скорее всего, большинство так и написало: «memino librum meum»[37]; мальчик же, о котором я упоминал, Маклеод, явно обдумывал что-то более замысловатое. Остальным хотелось поскорее сдать свои примеры и заняться чем-нибудь другим, поэтому сосед сзади пнул Маклеода под партой, а я, сидевший рядом, ткнул его локтем и шепотом призвал поторапливаться. Но он, похоже, продолжал витать в облаках. Я заглянул в его листок и обнаружил, что там нет ни слова. Тогда я толкнул его посильнее и сердито бросил, что он всех нас задерживает. Это произвело некоторый эффект. Маклеод вздрогнул, как будто очнувшись, а затем очень быстро нацарапал на листке пару строк и сдал вместе с товарищами. Поскольку он оказался последним или предпоследним, а у Сэмпсона было что сообщить ученикам, написавшим «meminiscimus patri meo»[38] и тому подобное, то прежде, чем учитель добрался до Маклеода, часы пробили полдень и опоздавшему пришлось задержаться в классе, пока его задание не проверят. Я вышел из школы, но, не найдя там ничего интересного, решил подождать своего приятеля. Когда он наконец появился, то ступал так медленно, что я тотчас догадался: что-то случилось.

«Ну, – спросил я, – и сколько ты получил?»

«О, не знаю, – отозвался Маклеод, – не много; но мне показалось, я сильно огорчил Сэмпсона».

«Чем же? Ты что, подсунул ему какую-то ересь?»

«Вряд ли, – сказал он. – По-моему, там все было правильно. „Memento“ совершенно точно означает „помни“ и предполагает далее родительный падеж, ну я написал: „Memento putei inter quatuor taxos“».

«Ну и чушь! – воскликнул я. – С фига ты это накатал? Что это значит?»

«Смешнее всего, – признался Маклеод, – что мне и самому это невдомек. Помню лишь, что это просто пришло мне в голову, вот я и нацарапал. Но я знаю, что́ я тогда об этом подумал, – потому что перед тем, как я это написал, у меня в уме возникло что-то вроде картинки. Мне кажется, это значит: „Помни колодец между четырьмя…“ А как называются эти темные деревья с красными ягодами?»

«Ты, наверное, говоришь о рябинах», – предположил я.

«Никогда о них не слышал, – возразил Маклеод. – Нет, сейчас сам вспомню… вот – тисы».

«Так, и что сказал Сэмпсон?»

«Ну, он повел себя очень странно. Прочел, вскочил, подбежал к камину и надолго застыл возле него спиной ко мне, не говоря ни слова. А затем, не поворачиваясь, тихо-тихо спросил: „Ну и что, по-твоему, это означает?“ Я сказал ему, что думал, только никак не мог вспомнить название этих дурацких деревьев; тут он стал допытываться, почему я это написал, и пришлось что-то наплести в ответ. Он сменил тему и принялся расспрашивать, давно ли я здесь учусь, где живут мои родители и все в таком духе; потом я ушел – а у него видок был немногим лучше, чем до этого разговора».

Что еще мы тогда сказали друг другу об этом странном эпизоде, я, признаться, уже запамятовал. На следующий день Маклеод слег с простудой или чем-то вроде того и вернулся в класс лишь спустя неделю, если не больше. Минул месяц, за который не случилось ничего примечательного. Если мистер Сэмпсон и впрямь был напуган, как считал Маклеод, он ничем не выдавал своего страха. Теперь-то я, конечно, совершенно уверен, что в его прошлом скрывалась какая-то крайне интригующая тайна, но, само собой, мы были в ту пору недостаточно проницательны, чтобы смекнуть о чем-то подобном.

А затем произошло другое событие – похожего толка. С того памятного дня мы несколько раз сочиняли примеры, иллюстрирующие те или иные правила, но ни разу не получали за них нагоняй – разве что когда делали ошибки. И вот однажды нам пришлось разбирать унылую штуку, именуемую условными предложениями, и Сэмпсон велел каждому придумать фразу с простым условием, которое предполагало бы следствие в будущем. Мы – хорошо ли, плохо ли – выполнили задание, сдали листочки, после чего Сэмпсон начал их просматривать. Внезапно он поднялся, издал горлом какой-то чудной звук и выскочил за дверь, находившуюся рядом с его столом. Мы посидели минуту-другую, а затем – допускаю, это было не вполне тактично – я и еще несколько учеников подошли к его столу взглянуть на разложенные там листочки. Я, разумеется, заподозрил, что один из учеников написал какую-нибудь гадость и Сэмпсон побежал жаловаться. Однако от меня не укрылось, что никаких бумаг он с собой не прихватил. Так вот, верхний листок был исписан красными чернилами (какими никто в классе не пользовался), и притом почерком, не принадлежавшим ни одному из нас. Все посмотрели на листок – Маклеод и прочие, – и каждый клятвенно заверил товарищей, что ничего похожего не писал. Тогда мне пришло в голову пересчитать листочки. Сомневаться не приходилось: их оказалось семнадцать, мальчиков же в классе было шестнадцать. Лишний листок я прихватил с собой и сберег – думаю, он сохранился у меня по сию пору. А теперь вы, конечно, захотите узнать, что там было написано. Вынужден заметить, ничего особенного – вполне простая и вполне безобидная фраза: «Si tu non veneris ad me, ego veniam ad te», – что, судя по всему, означает: «Если ты не придешь ко мне, я сам приду к тебе».

– Вы можете показать мне этот листок? – перебил рассказчика слушатель.

– Да, могу; но с ним связана еще одна странность. Когда в тот же день, ближе к вечеру, я вынул его из шкафчика – а это, несомненно, был именно тот листок, поскольку я намеренно оставил на нем отпечаток своего пальца, – никаких записей на нем не было и в помине. Как я уже сказал, я сохранил эту бумагу и с тех пор провел с нею ряд опытов, пытаясь отыскать следы симпатических чернил, но ничего не добился.

Впрочем, довольно об этом. Приблизительно через полчаса Сэмпсон вернулся, сказал, что ему сделалось дурно, и объявил урок оконченным. С опаской проследовав к своему столу, он мельком взглянул на верхний листок и, похоже, решил, что ему все почудилось; так или иначе, он не задал нам ни единого вопроса.

Тот день оказался наполовину выходным, а на следующий день Сэмпсон снова как ни в чем не бывало появился в школе. В ту же ночь произошел третий, и последний эпизод моей истории.

Мы – Маклеод и я – ночевали в дортуаре, расположенном под прямым углом к главному зданию школы, а Сэмпсон – на втором