Азбука для побежденных - Екатерина Витальевна Белецкая

— Не надо, — попросила Аполлинария. — Он же не виноват в том, что не очень удался.

— При чём виноват он или нет? — удивилась девушка. — И вообще, это не вашего ума дело. Идёмте, — она пошла к двери, и поманила Аполлинарию за собой. — Свитер мне пригодится в любом случае, он более чем хорош, поэтому держите плату. Всё по уговору — пуговицы, обтянутые рыбьей кожей, швейные иглы из рыбьих костей, и сушеный спинной плавник, для привлечения удачи. А теперь идите, — приказала она. — Кажется, у меня сегодня будет много дел.

* * *

Аполлинария вышла из здания, и несколько минут стояла, с наслаждением вдыхая чистый воздух — рыбная вонь ей совершенно не понравилась. Хуже пахло только у Петрикора на чердаке, подумала она, надо сперва хорошенько проветрить, а потом побрызгать духами платье, и лишь после этого отправляться в обратный путь.

Внезапно где-то сверху послышалась возня, потом звякнуло стекло — кто-то рывком распахнул оконную раму, затем девушка выкрикнула:

— Или ты будешь делать то, что я сказала, или я тебя сейчас…

Фразу она не закончила, раздался звон, крик, грохот, и наступила тишина.

А затем на мостовую перед отпрянувшей Аполлинарией упало то, что осталось от великолепного блондина. Это оказался пустой сапог, из которого торчал тухлый рыбий хвост. Аполлинария сделала шаг назад, ещё один, и ещё, и ещё, затем развернулась, и побежала — подальше от этого странного места, на круглую площадь, искать повозку, которая побыстрее довезла бы её обратно, домой.

* * *

— О, плавничок, это мне, — бабуля Мелания взяла рыбий сушеный плавник, и сунула в свою необъятную сумку.

— Отличные иголки, — восхитилась тётя Мирра. — В самый раз для тонкой работы.

— И пуговки хороши, — заулыбалась баба Нона. — Серые, с отливом, всё как надо. Умеют ведь, поганцы, если захотят.

— Кто умеет? Та девушка, которая убила этого… рыбу? — спросила Аполлинария.

Тётя Мирра мелко захихикала.

— Поля, а ты чего, не поняла? — спросила она. — Эта девушка сама тоже и есть ротаниха. Они там все ротаны, а для ротана сожрать другого ротана — это так, как воды попить. Вредная, сорная рыбёха, если в пруд какой попадет, то всё, через год только один ротан и будет, пожрет он всю благородную рыбу, так размножится, что всё иное само быстро вымрет. Но друг перед другом то они ого, это да, могут. Особенно когда еды вдосталь. И плавниками будут бахвалиться, и пасти свои разевать. Чего она там тебе говорила про общество-то?

— Что ей кавалер нужен, для того, чтобы появляться на публике, — ответила Аполлинария.

— Ну, правильно. У них не принято по одному-то ходить, одни или одна будешь, невесть что подумать могут, — хмыкнула баба Нона. — Надо, чтобы чинно-благородно, как принято, парочка, шерочка с машерочкой. А ещё им очень хочется думать, что они могут быть, как люди. Если, мол, потрудиться хорошенько, облепить своё рыбье естество всяким и разным, чтобы покрасившее получилось, парой обзавестись, то будешь, как человек, а это и престижно, и доходно, и почётно.

— Но ведь они же рыбы… — растерянно сказала Аполлинария, которая всё ещё до конца так и не осознала, о чём толковали старухи.

— Ну вот так оно и есть в результате. Снаружи вроде красотка, а внутри — рыба тухлая, — засмеялась тётя Мирра. — Не понимаешь?

— Если честно, не очень, — призналась Аполлинария. — Для чего им это всё?

— Экая ты недалёкая, — покачала головой тётя Мирра. — Я же только что тебе сказала: ротан рыба сорная. А чего сорнякам надо? Чтобы везде сорняки были! Как говорится, плохое, зато много, — она снова засмеялась. — У них там, милая моя, целая экосистема. И основана эта экосистема на пожирании и размножении. Та ротаниха, которая свитер у нас заказывала — чего за примером далеко-то ходить? Её саму кто-то из садка достал, и созидание ей устроил. Слепил себе молодую да красивую. Создателя своего она уже сожрала, как у них принято, сама в возраст вошла, и теперь себе подходящую пару хочет сварганить.

— И он её сожрет? — с ужасом спросила Аполлинария.

— Всенепременно, — заверила баба Нона. — Только сперва они размножатся, чтобы садок не пустовал. А дальше пойдет, как у них заведено. Она постареет, не нужна станет — он её и сожрет. И молодую себе сварганит, чтобы с ней размножаться, а вот и фигушки — его очередь настанет, появится новая молодуха, и рыбным ножиком его в филей превратит. И так далее.

— Ужасно, — поморщилась Аполлинария. — Но зачем вы, зная это всё, взяли у неё в качестве оплаты пуговицы, иглы, и плавник?

— А чего бы и не взять, коли товар хороший? — удивилась баба Нона. — Кое-чего они вполне нормально делать навострились, этого у них не отнять. Могут и товар нужный произвести, и из всякого мусора что-то полезное сделать. Так что, почему нет? Всяк, знаешь ли, имеет свою пользу, и они не исключение. К тому же, — она чуть понизила голос, — ротаны ведь съедобные. Но это уже не наше дело, конечно.

— Их кто-то ест? — шепотом спросила Аполлинария.

— Не без того, — покивала тётя Мирра. — В этой вселенной, милая моя, постоянно кто-то кого-то ест. Даже звезды, и те порой едят друг друга. А планеты могут и комету съесть, и астероид какой завалящий. Правда, не всегда это для них безопасно, но всё равно — сперва притянут к себе, а потом ам, и привет. Так что не стоит делать печальное лицо, Поля, просто прими это как данность, и отправляйся отдыхать. На сегодня твоя работа окончена, ты нам больше не нужна.

— И на том спасибо, — вздохнула Аполлинария.

* * *

— Знаешь, рыжий, а ведь кое-что я помню, — тихо сказала Дана. — И чем дальше это всё заходит, тем лучше становится моя память.

— И что ты помнишь? — спросил Скрипач.

Они сидели в машине, и ждали, когда вернутся из департамента Ит с Лийгой. Судя по всему, ждать придется ещё долго — Ит вознамерился отыскать того начальника, о котором они узнали во время визита