Азбука для побежденных - Екатерина Витальевна Белецкая

к Сюсе, и Лийга напросилась пойти вместе с ним, заявив, что ей очень скучно, и хочется острых ощущений. Ит, подумав, согласился, и взял её с собой. Собственно, опасаться в департаменте было нечего, а Лийга, если что, вполне может и подыграть, и подсказать что-то нужное.

— Многое помню, как выяснилось, — сказала Дана. — Например, как я рисовала коней, какое-то бесконечное количество лет я рисовала коней, и всё никак не могла это сделать. И музыка. Да, да, рыжий, я помню эту музыку, которая звучала сто с лишним лет в одном наушнике, и превратилась в часть меня. Потом… да, потом был провал, после него — некая новая жизнь, в которой я так и не сумела стать своей, но сейчас…

Она не договорила. Отвернулась к окну, глубоко затянулась, покачала головой, словно соглашаясь с какой-то своей мыслью.

— А машину ты помнишь? — спросил Скрипач.

— Машину, выстрелы, и кадавров? — спросила Дана. Скрипач кивнул. — Да, помню. Странно помнить за двоих, правда? Вот только я не за двоих на самом деле. Нас было больше. В разы больше. Видимо, эти воспоминания самые свежие, они просто ближе, но… — Дана снова осеклась. — Я не знаю, сколько я так выдержу.

— Так — это как? — спросил Скрипач, хотя уже понимал, что она сейчас скажет.

— Я чужая, — шепотом сказала Дана. — Я совсем чужая во всём этом. И вы чужие. Вы не мои. Такие же, близко, но вы не мои, и вы тоже про это знаете, оба. Это… как жить с кем-то за бронированным стеклом. Видеть можно. Слышать можно. А вот прикасаться и любить нельзя, если ты понимаешь, о чём я. Я наблюдатель, Скрипач, но я не ваш наблюдатель. Тех, за кем я должна была наблюдать, нет в природе. Мы все тут — подменыши, фальшивка. Я все эти годы пыталась найти себя. Бродила, ждала, пробовала верить, пробовала убедить себя в том, что всё правильно, и так должно быть, но рыжий, это всё неправильно, и не должно быть — вот так! Мы, четверо, оказались в какой-то чужой искаженной реальности, в которой нам абсолютно нечего делать! Даже эта книга, про девушку, она же на самом деле не книга вовсе, и она не про девушку. Она про нас. Это мы все тут, все четверо — те самые побежденные, рыжий. Это для нас азбука. Это нас сейчас учат тому, что мы проиграли, по всем статьям проиграли, но даже не поняли этого!

— Успокойся, — попросил Скрипач. — Дан, ну не надо. Зачем ты так.

— Зачем я — как? — с горечью спросила Дана. — Говорю правду? Меня больше интересует, зачем я вообще существую! У меня было много лет, чтобы подумать об этом, и я поняла — смысла нет. Для меня — его нет, рыжий. Проклятый Слепой Стрелок, который решил собрать подобие механизма из тех запчастей, которые оказались под рукой — он ошибся. Фатально ошибся, потому что нельзя заменить деталь из золота похожей деталью, но из покрашенного алюминия. Понимаешь? Это не может так работать, поэтому оно и не работает. И Ариан, которого мы так ловко заперли, чтобы он не натворил дел… наверное, он это тоже понял. Точно так же, как и то, что рядом с ним сейчас — фальшивка, которую Стрелок склепал из двух погибших принцесс. И Лийга понимает, что всё не так, как должно было быть, если… вы же не Сэфес, рыжий, и ты это знаешь. Она должна была, в идеале, стать учителем Сэфес, тех самых Сэфес. Дать им дом, представление о счастье, внутреннюю свободу, мудрость. А что у неё оказалось в итоге? Одиночество, бесприютность, и убитый Рифат, о котором она молчит, но тут и говорить не о чем.

— Нийзу тоже убили, — кивнул Скрипач.

— Да, и Нийзу убили, просто раньше, — согласилась Дана. — Эта конструкция рассыпается на части. Но меня даже не это сейчас пугает.

— Пугает? — удивился Скрипач. — Ты не говорила о страхе.

— Значит, просто не успела. Меня пугает, что Стрелок поймет, что он натворил. Как думаешь, какие будут последствия? Нет, смерти я не боюсь. Своей — точно не боюсь, тем более что мне нечего тут делать, и ты об этом знаешь не хуже меня. По сути, я уже умерла. Как минимум, дважды.

— Чего именно ты боишься? — спросил Скрипач.

— Того, насколько глубоко он снова начнёт кромсать по живому, когда сообразит, насколько всё не так, как требуется, — совсем уже беззвучно ответила Дана.

— Ты права, — кивнул Скрипач. — Надо будет сказать об этом ребятам, когда вернутся.

— Не надо. Давай завтра, — предложила Дана. — И тебе, и мне нужно об этом всём подумать получше. Я права?

— Да. Ты права. Ты сегодня во всём права. Поэтому делаем мажорные лица, и готовимся обсуждать поход в департамент, — Скрипач улыбнулся. — Рассказать тебе пару анекдотов, что ли?

— Зачем? — не поняла Дана.

— Для мажорного лица, — объяснил Скрипач. — Посмотри на себя в зеркало. Увидела? Вопросы есть? Нет? Поэтому слушай. Жил-был царь, и было у него три сына…

Глава 10

Голубиная история

— Не пойду, — Аполлинария сердито посмотрела на тётю Мирру. — И даже не просите. Мне вчерашних ротанов с головой хватило, я не хочу больше!

— Чего ты не хочешь больше? — спросила с интересом бабуля Мелания.

— Вот такое видеть не хочу, — Аполлинария повернулась к ней. — И вообще, я не верю в то, о чём вы вчера сказали.

— Это ты про то, что все едят всех? — спросила баба Нона. Аполлинария кивнула. — Поля, это закон жизни, против которого не попрешь.

— Даже если и так, — пожала плечами Аполлинария. — Может, и не попрешь. Но видеть это постоянно у меня уже сил никаких нет.

— Постоянно? — переспросила баба Нона. — Да где ж ты постоянно-то это видела? Подумаешь, мыши да ротаны. Эка невидаль. Едят и едят, тебе-то что?

Аполлинария задумалась. На самом деле она понимала, что баба Нона была права: ни мыши, ни ротаны не имели к ней, Аполлинарии, никакого отношения. Она не принимала, да и не могла принять в их судьбах ни малейшего участия, впрочем, дело было