Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

что кости неизбежно срастутся, а соревнований впереди будет еще немало. Главное, я отомстила Мэй Лин и осталась чистенькой. Это помогло мне взрастить полное бесстрашие для последующих козней против Сэйди Джонс.

Но вот минуло полгода, и я вновь не узнаю´ себя. Грани прежней безжалостной Беатрис размываются, растворяются, обнажая глубоко запрятанное чувство раскаяния.

Именно Мэй вчера стала последней точкой, после которой мне даровали выбор, какой Беатрис быть. Той, что тайно злорадствует, подставляя подножку врагу, или той, что отыщет в себе силы протянуть ему руку… Если Мэй я уже ничем помочь не смогу, то есть ли шанс остановить этот хаос прежде, чем он погребет под собой Даньел?

Мэй увезли в одну из лучших клиник Лондона. Уровень Брайтуотерского госпиталя, конечно, был достойным, но для тех, кто сидит на денежных мешках и расплачивается банковскими чеками, всегда сыщется местечко получше. Миссис Джонс, по слухам, вдохновилась примером семьи Лин и тоже начала подготовку документов для транспортировки дочери. Надежда, что где‑то, где трава зеленее, их детей приведут‑таки в чувство, гнала родителей подальше от злополучных мест. Им невдомек, в отличие от меня, что профессионализм врачей тут ни при чем.

Чета Лин уже три дня кряду не находит себе места от навалившегося на них горя неизвестности. Очнется ли дочь, не скажутся ли полученные травмы на ее спортивном будущем? Но прогнозы врачей пока осторожны и не слишком оптимистичны. Зная, как они любят сглаживать острые углы, можно и вовсе решить, что карьере Мэй пришел конец.

Лин рвут и мечут. Вместе с Филлипсами и миссис Джонс они пригрозили устроить настоящий скандал в прессе, изобличить всю грязь почитаемого в графстве Уэст-Ривера и устранить недобросовестное руководство, утратившее контроль за их драгоценными чадами.

Страшно представить, что теперь ждет академию. Я даже не уверена, смогу ли закончить год под крылом многострадального учебного заведения с богатой историей и всякой прочей чушью, написанной на табличке у ворот. Злой рок обрушивается на школу раз за разом, и даже столь прочный фундамент, как у Уэст-Ривера, вряд ли сможет выстоять под натиском разгневанной общественности. Грядет война, и война нешуточная: объединив усилия, конгломерат родителей Честера, Сэйди и Мэй обратит академию в руины.

Да и черт бы с ней, с этой академией. Спалить бы ее дотла…

Пока Остина Хайтауэра разносят в щепки и одолевают нескончаемыми звонками, я худо-бедно возвращаюсь к обычной жизни, если это можно так назвать. По правде, я напрочь забыла про Киллиана, когда с Мэй случилось несчастье, но теперь я не просто думаю о нем часами напролет, но и пытаюсь увязать тайну его личности с произошедшим на лестнице. Самого Финча как‑то не видно вот уже несколько дней, а общих занятий у нас перечесть по пальцам одной руки.

Мог ли он сотворить такое преступление? Где он был, когда в академии раздался крик Мэй Лин?

Камеры. Вездесущие и всезнающие очи академии. И почему я сразу не подумала о них?

Наверняка тот, кто был рядом с Мэй, попал в поле зрения камер. Иначе просто не могло быть. Вся проблема лишь в том, что мне, простой ученице, доступ к архивным записям закрыт. Этим занимается полиция, точнее ее доблестные представители в лице уже знакомых нам мистера Мэннинга и его напарника мистера Эшби. От них мне ничего не добиться.

Но кое-кто все же мог бы мне с этим помочь.

Старый добрый смотритель Барри Роуч всегда весьма охоч до разговоров по душам. Особенно за партией в шахматы. Особенно — когда выигрывает. От его внимательного уха мало что способно ускользнуть. Да и с преподавателями он ведет тесную и теплую дружбу, а значит, следит за ходом расследования со всей присущей ему скрупулезностью. Если бы Роуч столь же скрупулезно относился к охране ворот и заделал несчастную дыру в каменной ограде кампуса, неприятностей, выпавших на долю академии, было бы в разы меньше. Но кто я такая, чтобы указывать уважаемому смотрителю?

Я всего лишь маленький друг, который любит поиграть в шахматы. И совсем немного — поговорить.

Ничего не остается, кроме как наведаться в домик смотрителя. Я угощаю его лимонными пирожными из столовой и предлагаю сыграть партейку. Барри Роуч выглядит усталым, когда я делаю первый ход. Но чем дальше продвигается наше сражение, тем больше он веселеет. Мне приходится совершать детские, поистине глупые ошибки, чтобы исподтишка вывести его к победе. Игра в поддавки идет вполне успешно, когда я как бы невзначай говорю:

— Какой‑то ужас с этими несчастными случаями… До сих пор не могу отойти от падения Мэй. Она выглядела так… жутко, лежа под лестницей. Неужели ее мог кто‑то столкнуть?

— М-да-а, — задумчиво протягивает Роуч, не особенно расчетливо сдвигая фигуру. Мне теперь придется проявить изворотливость, чтобы уберечь его от проигрыша. — Не зря мисс Трентон все болтает про старое проклятье. Уэст-Ривер, говорят, покоится на костях… Было тут когда‑то старинное кладбище, а основатели плюнули на все запреты да и возвели свой дом знаний. И вот… — Он прерывается, чтобы ответить на мой не менее глупый ход. — И вот мы расплачиваемся за грехи наших предков. Жаль только, что страдают невинные дети…

«Да уж, — думается мне, — невинности в нас хоть ложкой ешь. Как бы только костью не подавиться».

— Ну не знаю, мистер Роуч, — возражаю я, попутно обдумывая стратегию нашей шахматной баталии. Близится развязка. — Как‑то не верится мне в проклятья. Полиция ведь наверняка уже посмотрела записи с камер наблюдения. Тот, кто мог столкнуть Мэй, должен был на них попасть, разве нет?

Я делаю очередной ход, буквально оставляющий меня ни с чем. Если Роуч и его не разглядит, то я решу, что он променял последние извилины на «Гиннесс».

— Записи‑то с камер господа полицейские уже отсмотрели, насколько я слышал, — крякает он хрипло и, вопреки моим опасениям, делает разумный ход и ставит шах. Я намеренно загоняю себя в ловушку и проигрываю, чтобы обрести победу иного рода.

— И что же там? — Сердце мое на секунду замолкает, пропускает удар.

— И ничего! — разводит он руки в стороны. — Никого рядом с ней и не было. Она, говорят, постояла у лестницы, а потом как будто споткнулась или еще что… Ну и… полетела вниз.

Но так не бывает. Это невозможно!

— Коридор был совсем пустым? — уточняю я, уже не особенно следя за ходом игры. Роуч ставит моего короля в безвыходное положение и восклицает заветное «мат».

— Да, никого. Комендантский час же…

Я вяло поздравляю смотрителя с победой,