Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

— Спасибо за игру, мистер Роуч, — прощаюсь я, собирая фигуры внутрь складной доски. — Я пойду.

— Бывай, Беатрис. И это… Аккуратнее возле лестницы! А то мало ли чего.

— Конечно, мистер Роуч. Буду глядеть в оба.

Прощаюсь и выхожу из пристройки смотрителя. Через пятнадцать минут у меня химия, где я увижу Киллиана. Хочу посмотреть на его бледное бесхитростное лицо и найти в нем какой‑то намек на причастность к произошедшему с Мэй.

Кабинет уже полон учеников, когда я захожу и падаю за свою парту. Финч сидит в соседнем ряду, в самом его конце. Я отрываю из блокнота чистую страницу и неровными танцующими буквами выцарапываю короткое послание:

«После уроков. 5:30 вечера. В беседке за кампусом».

За секунду до звонка бросаю скомканную записку на стол Финча, но тот ловит ее в воздухе, как если бы предугадал мою затею заранее. Он разворачивает записку, и губы его растягиваются в улыбке.

Когда мы встречаемся взглядами, меня пробирает могильный холод.

Тик-так. Тик-так.

Я нервно поглядываю, как на экране смартфона минута сменяется минутой, и с силой сдавливаю его в ладони.

Да где же он?

Минует не меньше получаса, пока я, как дура, морожусь в беседке за кампусом. Хотя не знаю, отчего меня колотит сильнее: от холода или страха? Я так боюсь встретиться с ним и услышать подтверждение своим догадкам, но в то же время жажду этого.

Чувствуя, как коченеют кончики пальцев на руках, я против воли достаю из карманов перчатки Киллиана. Словно надеваю на себя кожу незнакомца, которому, как я раньше ошибочно полагала, могу доверять.

— Как знал, что еще пригодятся, — слышу я за спиной и оборачиваюсь.

Он пришел.

— Да, свои я потеряла где‑то. Так что… спасибо.

Киллиан садится напротив меня и смотрит не мигая, с привычной неутомимой радостью, как будто ничего странного не происходит. Он невозмутимо кладет ладони себе на колени и ждет. Ждет, пока я первой начну изобличающий разговор, ради которого и вытянула его сюда.

— Полагаю, ты догадываешься, зачем я позвала тебя, — говорю я. Ветер подхватывает мои слова и шелестит в лозах засохшего плюща, увивающего решетчатые стенки беседки.

Киллиан не сводит с меня глаз, которые сегодня кажутся совсем синими. В льдистых радужках пляшет искра самодовольства. Не понимаю, его что, так радует, что я знаю его секрет?..

— Да, Беатрис, догадываюсь, — отвечает он наконец ровным и спокойным голосом. — Ты не бойся, спрашивай. Я не кусаюсь. По крайней мере, не в этом обличье — зубы мелковаты.

Меня узлом скручивает изнутри, а в горле застревает комок, мешающий дышать. Что он такое несет?..

— Мы разве так давно не общались, что ты успел измениться, или у тебя всегда было так плохо с юмором? — пытаюсь я отшутиться, хоть и понимаю, что это не более чем самозащита от его глупостей.

Финч по-прежнему непроницаем и даже не усмехается. Что‑то с ним не так. Вернее, он и раньше казался мне необычным, но сейчас передо мной как будто другой человек.

Или… не человек вовсе?

— А я и не шучу. Ты вызвала меня не для обмена анекдотами, насколько помню, так что я с тобой предельно честен. Ты только спроси… — Финч подается ближе, и теперь он так близко, что я могу рассмотреть в его радужках свое растерянное лицо. — Задай тот вопрос, что крутится в твоей голове.

Я сглатываю, но мерзкий ком не желает исчезать. Отогревшимися пальцами ослабляю шарф на шее, показавшийся мне удавкой. Почему же это так сложно?

Всего лишь один вопрос. Один короткий вопрос, что положит конец нашим играм…

— Кто ты такой, Киллиан? Или тебя лучше называть Брайаном?

Один уголок губ Финча ползет наверх, а сам он, театрально вздыхая, откидывается на спинку скамьи, обламывая иссохшие листья плюща на решетке.

— Ну наконец‑то. Я думал, ты никогда не решишься произнести это вслух.

Не понимаю. Ничего не понимаю…

— Я нашла листовку. Там было твое лицо. Только вот имя было совсем другим… — Я закусываю нижнюю губу, обдумывая следующий ход, как если бы мы вели партию на шахматной доске. — Почему ты представился иным именем? Кто ты и зачем здесь?

— Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо [33], — декламирует Киллиан строчки из «Фауста», к которому он так полюбил цепляться.

— Прекрати говорить со мной цитатами! — огрызаюсь я. — Назови свое имя, Киллиан.

Все в округе стихает, пока я жду ответа, и даже ветер покоряется потусторонней тишине. Слышен только громоподобный бой моего сердца.

— Неужели ты еще не догадалась? — Он изумляется вполне искренне и округляет глаза-льдинки. — Я воплощение твоего желания. Твоей темной просьбы, Беатрис, обращенной к нему.

Мне кажется, что я куда‑то проваливаюсь. Что земля под скамьей разверзается и утягивает меня в свои глубины.

— Кому?.. — переспрашиваю я больше механически, чем сознательно, ведь какая‑то часть меня уже знает ответ, да не хочет признаться из страха. Потому что осмыслить подобное рационально кажется невозможным.

— Демону, конечно! — говорит он, лукаво улыбаясь. — Я верный слуга тьмы, присланный исполнить твой заказ.

Как бы фантастично это ни звучало, а все же сомнения мои развеиваются. Смерть мисс Хартбрук, неудачное падение Честера, травма Сэйди, переломанная Мэй… Все они, разумеется, не могли пострадать случайно, один за другим. Ритуал, что я провела, впустил в наш мир нечто темное и очень опасное, и это нечто теперь сидит передо мной и насмехается. Я отгораживаюсь им от боли, причиной которой сама же и являюсь.

Жаль, что я столь поздно поняла, какой уродливый мирок стеной воздвигла вокруг себя его руками.

— Но я так не могу… Я не этого хотела! — восклицаю я в чувствах и сжимаю кулаки до хруста. — Они не должны умирать, как мисс Хартбрук!

— Уж меня можешь не обманывать, Беатрис. Эти сказочки оставь себе, потешь свое самолюбие, если так нравится. — Финч презрительно поводит бровью. — Хотела, еще как хотела… Иначе для чего вообще связываться с тьмой? Чтобы поиграть в шахматы?

В словах демона звучит очевидная издевка. Раскрыв свое истинное «я», он уже не прикрывается личиной невинного паренька с загадочным прошлым. Он только входит во вкус, наслаждаясь моим замешательством.

— Скажи, они правда умрут?

Финч иронично склоняет голову влево.

— Ты, должно быть, шутишь? — фыркает он. — Для этого плата слишком мала, посему — как судьба рассудит. Кролик, Беатрис, серьезно? Даже люди древности