Ведун - Александр Владимирович Мазин

Но то была неправда. Бурый знал, чего она боится. И почему у нее, старой двадцатипятилетней женки нет ни мужа, ни детишек.

«Пока нет, — мелькнула мысль. — Будут».

Бурый ухмыльнулся.

«Хорошо быть ведуном», — подумал он в который раз.

Жаль только, что через три дня они уедут.

В Полоцк.

Дедко сказал: ждут их там. Так что, может, и не совсем прав Бурый. Не так уж хорошо быть ведуном. Он бы тут, в Новом городе и зимовать остался, кабы его воля.

Но воля была не его. И даже не Дедкина. Ты ведаешь судьбу, а судьба ведает тобой. По другому никак.

Глава 32

Глава тридцать вторая.

Полоцкий князь подарил Дедке двор. Невеликий, зато в самом граде. Почему, понятно. Желал ведуна под рукой иметь. Для пущей пользы.

Дедко отнекивался. Говорил: ведуну среди людей жить невместно. Тяжко от этого всем. И не так уж далеко его обитель от Полоцка. Верховой за три дни доскачет.

На сторону Дедки встали (кто бы ожидал?) волохи. Бурый сообразил, почему. Пусть Волох-бог с Госпожой в ладу, зато слуги его приношениями делиться не намерены. А останься Дедко в Полоцке, пришлось бы. Слава у Волчьего Пастыря изрядная. Пусть и нравен, зато могуч. Кто к волохам иль иным жрецам за подмогой шел, к ведуну пойдут.

Уговорили князя. Двор, однако, за ведуном оставили. Под приглядом княжьих людей. Приедет Волчий Пастырь в Полоцк и будет там жить на всем готовом.

— Опасается он, — сказал Дедко Бурому. — Думает: вдруг я к плесковскому князю отойду.

— А можно так? — спросил Бурый.

— Можно, — ответил Дедко. — Но нельзя. Это князья думают, что я на их земле живу, а так-то они на моей. Своя земля — своя сила. Мне она от пестуна отошла, а тому — от его наставника. Как ушел я, на нее чужой залез. Знахарь пришлый. Потом его колдун из земель сиверских сковырнул. Но этот сам ушел. Неуютно, когда вся нежить да нелюдь тебя ниже медной монетки держит. Не слабый колдун был, а примучить даже навий речных не сумел. Ушел обратно на полдень, а на земле моей жрецы Госпожи капище поставили.

— А можно так? — спросил Бурый.

— Можно, почему нет.

— И мы можем?

— А нам зачем? — Дедко хмыкнул. — Чтобы холопов негодящих скупать да на деревьях вешать, как нурманы делают? Иль думаешь, что Госпожа наша стервь жрать любит?

— Вот уж чего не думаю, так этого! — возмутился Бурый.

— То-то. А эти — думали. И додумались до того, что детей селянских красть начали и резать.

— И что?

— Ну, сил у них немного прибавилось, это да, — признал Дедко. — А ума — нет. Вот я тебя, к примеру, у родни купил. Прибил бы, никто б мне слова не сказал. А если б скрал? Да и зачем? А эти — жадные. Только это и переняли от Госпожи.

— И дальше с ними что?

— Ты Ругая видел?

Бурый удивился, но кивнул.

— Станет Ругай такое терпеть?

Бурый помотал головой.

— Вот и тот воевода не стал. Выследили кощеев, капище их сожгли, самих повязали и в град привезли. И принародно Перуну отдали. Но не в честном бою, как у них на тризнах принято, а по-плохому и с выдумкой. Варяги, они терзать не хуже нурманов умеют.

— А Госпожа что? Не рассердилась?

— С чего бы?

— Ее ж жрецов замучили.

Дедко шлепнул Бурого по затылку:

— Ты чем слушаешь? Эти дурни думали, что Госпоже приносят. А обряд приняли не наш, лехитский. А у тех есть божок, Кащей, коего еще Меднобородным кличут. Против Госпожи он — цыпленок. И против Черногривого тож. Но на чужое падок. А знаешь кто этих воеводе открыл?

— Кто?

— Подружка твоя колченогая! — Дедко захихикал. — На что ей здесь божок чужой, худой да жадный? Она сама в богини метит. Не понимает: ушло ее время. Но польза нам от нее есть. Тебя вот вскрыла. И как думаешь, кто мне сию историю рассказал?

— Она?

— Она. Не за так, понятно. Усладил я ее добре. Молодой был. Вроде тебя.

— Сколько ж ей самой лет? — спросил Бурый.

— А сколь силы в ней, столько и лет. Ряд у нас с ней. Потому если кто другой с силой на землю нашу полезет, в дом свой она его не пустит. Не примет. Ни она, ни нелюдь здешняя. Потому что земля сия — наша испокон. До меня с пестуном моим ряд был, а допрежь него — с его старшим. Уйду я — все мое твоим станет. Вся сила моя, кроме неотъемной, все обереги мои и даже она, — Дедко показал на посох с Мордой. — Все твоим станет. А исхитрится кто меня одолеть и силу выпить, как с моим пестуном вышло, все равно весь ряд мой на тебя перейдет.

— А если и меня — того? — спросил Бурый.

— Тогда по-всякому может быть. Смотря кто тебя прибьет. Коли будет у него сродство к здешней нелюди-нечисти, могут и принять. Нет — будут ждать, пока способный не придет. Им спешить некуда. Так что не думай, что они — за тебя. За тебя только ты сам. Ну и я немного.

На том разговор и закончили. Только Бурый и раньше знал: нет меж носящими силу дружбы. Они как звери хищные голодной зимой. Кто сильней, тот и сожрет. И еще сильнее станет. А кто слабей, тому и быть сытью сильного.

И так везде. Только у Дедки и Бурого иначе. Да и то потому, что связаны они крепко и сила у них, считай, общая. Не отнять, не поделить.

Мелкая речушка Бельчушка. В иных местах можно перейти, рук не замочив. Мелкая и не длинная. За полдня до истока дойти можно. Они и дошли. К озеру. Оно тоже не из великих. Берега по большей части заболочены. Но хорошее место для селища нашлось.

Селище невелико. Открытое, не град. Вместо града — постоялый двор. На высотке, чтоб в паводок не залило. Вот у двора частокол есть. Войско такой не удержит, но зверя остановит. И ватажку разбойничью, если подступит. От селища дорога идет еще уже, чем до него. Скверная. Возы пройти могут, но колесо