Фонарщица - Кристал Джей Белл

помидоров своими пухлыми пальчиками, а также дергала за стебли зеленой фасоли с силой, присущей только самым норовистым малышам. Пру лишилась массы растений из-за любопытных пальчиков дочки, но она не возражала. Нельзя, однако, сказать, что материнство далось ей легко.

Когда Констанс только родилась, Гидеон стал требовать, чтобы Пру успокаивала дочку, едва та заплачет, никогда не упускала из виду, поощряла всякую активность и заботилась обо всех ее нуждах. Хотя Пру и стремилась к этому, иногда ей требовалось время для себя. Констанс была в безопасности, о ней заботились, ее любили. Однако в те первые месяцы Гидеон следил за Пру как ястреб, отчитывая, если ей хотелось побыть наедине с собой, без ребенка. Когда однажды она попросила его побыть с Констанс, чтобы она могла посетить книжный клуб, ей на миг показалось, что она совершила страшную ошибку, и суровый взгляд мужа чуть не заставил ее взять свои слова обратно.

Однако она настояла на своем. Пру была уверена, что, не сделай она этого тогда, она бы не сумела сохранить рассудок до сегодняшнего дня. Ей нравилось быть матерью, но она не хотела довести себя до умопомешательства. Как все остальные в ее семье.

К счастью, они с Гидеоном справились со своими трудностями. Ее подруги, многие из которых сами были мамами, всячески ее поддерживали, когда она изливала душу на их еженедельных собраниях. Неудивительно, что большинство из них находили общий язык, и это помогало ей чувствовать себя чуть менее одинокой. Менее изолированной. И все же ей не всегда удавалось избежать ощущения темноты в своем сердце. Неуверенности. Однако она всегда находила выход. Она не привыкла сдаваться. По правде говоря, она этого просто не умела. Это была одна из черт ее характера, которая так нравилась Гидеону. Он называл это ее огнем.

Хотя сейчас дела у них шли намного лучше, не все было гладко. Несмотря на то что Гидеон души не чаял в дочке, он настаивал, чтобы Пру родила еще одного ребенка, надеясь, что она подарит ему сына. Пру не чувствовала в себе готовности ко второму ребенку. И честно говоря, сомневалась, что это когда-нибудь случится.

– Па-па!

Констанс положила пухлые пальчики на плечо Пру. Когда Пру обернулась, то увидела приближающегося Гидеона, чью довольную улыбку пересекали розовые шрамы. Они взбегали по его скулам, стягивая кожу у левого виска. Два года назад, когда его не было в городе, произошел несчастный случай, чуть не лишивший его зрения. Пру считала, что эти шрамы только подчеркнули его выразительную внешность.

Он выхватил у Пру Констанс и подбросил в воздух, как будто она весила не больше буханки. У Пру перехватило дыхание, когда восторженный крик дочки заставил чайку вспорхнуть с причаленного корабля. Только после того, как Констанс снова оказалась в надежных отцовских объятиях, сердце Пру успокоилось. Гидеон усмехнулся, окинув ее взглядом, а затем снова обратил внимание на испачканное платье и ручки Констанс.

– Вижу, вы двое недавно наведывались к ручью.

– И как ты догадался?

– Интуиция.

Гидеон обнял Пру за талию и чмокнул в щеку, пока их дочка крутилась между ними. От Гидеона пахло березой, знакомо и приятно, с отчетливой ноткой влажной земли, исходившей от дочки. Это напомнило Пру о доме. Она смахнула щепку с плеча Гидеона.

– Закончил новую?

– Не совсем. Надо еще поработать над лицом. Никак не добьюсь нужного выражения. – Они повернули к реке, и он поправил Констанс у себя на руках. – Не видела еще ее?

Пру покачала головой, прерывисто выдохнув.

– Ло! – чирикнула Констанс, вырываясь из рук Гидеона.

– Да, доченька. Это лодка. – Гидеон указал на переднюю часть китобойной шхуны, на фигуру на носу. Он стал спускаться по причалу, даже не пытаясь скрыть беспокойство в глазах, когда оглянулся через плечо на Пру. Их шагам вторило эхо под ними и вода, плескавшаяся о причал. Пру видела тени маленьких рыбок, мелькающих в бирюзовом потоке.

Она сглотнула ком в горле, а в глазах у нее защипало. С каждым шагом очертания фигуры на носу становились все отчетливее. Вытянутая рука с тонким запястьем и длинными пальцами. Они держали фонарь, покачивавшийся на ветру. У фигуры было худощавое лицо с тонкими чертами, приоткрытые губы и коса, обвивавшая голову короной.

– Ло!

– Верно, лапочка. – Пруденс неуверенно вздохнула. – Ее зовут «Фонарщица».

Пру посмотрела на фигуру на носу, на ее черты, на изможденное выражение лица. Выражение смирения и печали. И в то же время она как будто что-то искала. Но, возможно, это впечатление объяснялось фонарем, который она держала перед собой. Дополнявшим ее образ.

Вскоре Констанс начала ерзать на руках у Гидеона. Он сжал ее крепче, отчего малышка, разумеется, заголосила пуще прежнего. Пру положила руку ему на плечо и сжала его.

– Ты не против отнести ее домой?

Он нахмурился, в его взгляде обозначилась неуверенность. Пру надеялась, что он не заметил, как сильно забилось ее сердце. Спустя мгновение, длившееся целую вечность, он наконец спросил:

– Ты в порядке?

– Конечно. – Она улыбнулась, надеясь успокоить его. – Просто захотелось немного побыть одной.

Гидеон переложил Констанс на другую руку. Это, по-видимому, успокоило девочку, и ее бурчание сменилось хихиканьем.

– Не задерживайся.

Пру смотрела вслед мужу с дочкой, пока они не скрылись из виду, а затем повернулась к носовой фигуре. Она вспомнила, как Гидеон впервые показал ее ей. Он сказал, что сделал ее в память о Темп. Пру это ужасно не понравилось.

Два года назад Темп помешалась и стала городить околесицу о Гидеоне, Па и пропавших женщинах. Мама, которая и так уже была не в себе, поверила ей и покончила с собой возле фонаря, на котором повесился Па. Люди слышали, как она кричала, но было уже слишком поздно, когда они наконец нашли ее в тумане, потому что фонари не горели.

Это Темп не зажгла фонари. Возможно, будь она рядом, она сумела бы остановить маму. Но вместо этого она сбежала с констеблем, о чем они узнали только потому, что Генри оставил записку, в которой признавался в их тайной связи. Долгое время Пруденс не испытывала ничего, кроме гнева. Она слабо представляла, как обуздать это чувство. Она была измучена тем, что старалась изо всех сил, а в итоге об нее вытерли ноги. Снова.

В конце концов, время принесло неожиданное исцеление. Постепенно гнев угас, и к ней вернулись хорошие воспоминания. Нежные и трогательные моменты между ней и сестрой. На самом деле Пру частенько думала о них. Но никогда не говорила об этом Гидеону. Что-то в ней – пожалуй, в этом она была собственницей