Фонарь Джека. 31 история для темных вечеров - Александра Рау

Я шагнула вперед, вложив свою руку в его, и тут же пискнула, потому что в следующий миг оказалась в его объятиях, крепко прижатая к широкой груди, как невеста, которую муж должен перенести через порог.

Вскинув голову, я посмотрела на лешего, в эти его странные сверкающие изумрудные глаза. Что-то вспыхнуло в них, когда наши взгляды столкнулись. По моей коже пробежала странная будоражащая дрожь. Шероховатые пальцы лешего нежно прошлись по моей здоровой щеке, оставляя на ней кровавый след.

– Мне нравится твой наряд, – прошептал он.

Я почувствовала, что краснею.

– Спасибо, – смущенно пробормотала в ответ.

Он окинул меня долгим пронзительным взглядом. Мне вдруг сделалось жарко, как будто кровь в моем теле разом вскипела. Кажется, леший почуял это, потому что глаза его потемнели.

– Я позабочусь о тебе, – хрипло добавил он.

Во рту неожиданно пересохло. Не в силах вымолвить ни звука, я лишь крепче прижалась к нему в ответ.

Шесть укусов дикой мыши

Эдди Кан

Сеул, конец октября, наши дни

Мокрые пряди волос липли ко лбу, сердце дико билось о ребра, свиная кровь на руках высохла и стала коркой, трескаясь, стоило сжать ладони. Кожа Е-хана горела от жара после танца и пения.

– Вытащили! – возвестил гробовщик и взмахнул руками, прогоняя рабочих от гроба. – Госпожа, прошу вас! – Он поклонился семье богатой заказчицы.

– Главное… – тяжело дыша, обратился к семейству Е-хан, – не открывайте гроб. – Он вытер влажным полотенцем свиную кровь с ножа и рук. В этот раз он немного переусердствовал, весь обрызгался.

– Конечно! – пробормотала аджумма[18], нанявшая его для проведения ритуала при эксгумации. – Спасибо вам, шаман Пан Е-хан! Спасибо! – Она вежливо склонила голову, хотя была в три раза старше Е-хана. Ему лишь в прошлом месяце по-корейски[19] исполнился тридцать один год.

– Перезахороните вашего дядюшку по правилам, аджумма, не на горе, и больше квисин вас не потревожит, – ответил он и поклонился госпоже.

Когда семейство обступило гроб и потеряло к Е-хану всякий интерес, он отошел к своему рюкзаку и выудил оттуда бутылку, опрокидывая в себя ее содержимое. Дорожки воды потекли по его подбородку и шее. Утолив жажду после пения, Е-хан восстановил дыхание и заметил среди деревьев какое-то движение.

– Что это? – Он похлопал себя по карманам в поисках очков, но после вспомнил, что на нем все еще ритуальные одежды. – Айщ… – Снова склонившись над рюкзаком, Е-хан вытащил оттуда очки и водрузил их на переносицу, пару раз моргнул.

Среди деревьев мелькнули лисы. Они кружили в отдалении, остерегаясь выходить на пустырь к людям, но выглядели так, словно наблюдали за происходящим и чего-то ждали. Е-хан обернулся к свиным тушам на колышках, думая, не на запах ли крови пришли звери? Он снова посмотрел в лес, как вдруг все лисы в один голос затявкали и побежали, быстро скрываясь в низине. Это показалось Е-хану странным, но вникать, нормально ли это поведение зверей или нет, он не стал.

Покачав головой, Е-хан закинул рюкзак на плечо и шагнул было к родственникам заказчицы и гробовщикам, уносящим гроб по тропе вниз, к катафалку, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Стало некомфортно, тело напряглось, засвербело в затылке. Он медленно обернулся к деревьям и тихо ахнул.

Из тени за процессией внимательно наблюдал молодой человек с рыжими волосами. Но Е-хана удивило не это, а лукавый прищур, с которым незнакомец смотрел на людей. Почему он стоял там, а не пошел с остальными? И сопровождал ли он госпожу при подъеме в гору? Е-хан не помнил… Чувствуя, как пересыхает в горле, Пан откашлялся и нагнал пожилую аджумму, машинально ей поклонившись.

– Госпожа, простите, но кем вам приходится тот молодой человек? С такими рыжими волосами?

– Какой человек? – с подозрением нахмурилась она, оборачиваясь туда, куда указал Е-хан. Как назло, странный незнакомец пропал из поля зрения, из-за чего Пан теперь выглядел невежественным идиотом. Скривив губы, аджумма подобрала юбку черного ханбока, который женщины надевают на похороны, и поспешила за гробом. Напоследок она бросила: – У меня нет знакомых с рыжими волосами!

Люди уходили вниз по тропе. Когда вокруг стало пусто и тихо, Е-хан сообразил, что все это время стоял харыбаном[20], оглушенный словами аджуммы. Если тот парень не из сопровождения госпожи, тогда кто он? Поправив рюкзак, Е-хан поторопился вниз за процессией, понимая, что слишком устал и думает лишнего. Мало ли какой человек мог оказаться в лесу? Может быть, особо любопытный поднялся на гору из деревни внизу? Хотя тропа была только одна, и та охранялась людьми госпожи, а карабкаться вверх по труднопроходимой местности – удовольствие сомнительное. Как бы там ни было, Е-хан постарался отделаться от наваждения.

До Сеула Пан решил добраться самостоятельно, ему нужно было время, чтобы очистить разум и расслабиться после напряженного ритуала. В ожидании поезда он заглянул в скромный щиктан[21] неподалеку от станции, переоделся в привычные вещи и съел острый кимчхиччигэ[22]. В Сеул Е-хан прибыл ближе к вечеру, когда небо успело утратить светлые тона и стало пурпурно-синим.

Дороги блестели от прошедшего дождя, в лужах, как в зеркале, отражались здания и блики от фонарных столбов и лампочек, в наушниках играла музыка, заглушая шумы с улицы. Е-хан шел какое-то время по оживленной дороге через ряды ларьков и круглосуточных магазинов, а затем на автобусе доехал до своей остановки и оказался в тихом районе. Фонарей тут почти не было.

Все время, что Пан добирался до Сеула, его не покидало изводящее ощущение, словно за ним кто-то следит. В черте родного района это чувство лишь усилилось, отчего игнорировать его и дальше стало небезопасно. Остановившись, Пан вытащил наушники и сунул руки в карманы. Он старался медленно дышать, отгоняя дурные мысли, как вдруг за спиной раздался хруст щебня. Ладони машинально сложились в кулаки. Выходит, ощущение, что кто-то шел по пятам, не было игрой воображения.

– Кто здесь? – громко спросил Пан и обернулся. Затем осмотрел серпантинную дорожку и каменные стены домов, но, как бы ни напрягал зрение, ничего необычного не заметил. Если за ним действительно кто-то следовал, то самое глупое, что мог сделать Е-хан, – это продолжать двигаться в сторону