Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

истории своего маленького мирка. Жизнь покинула этот дом, забрав с собой смерть, наложив вето на всяческую попытку к бегству. Эльда кричит. Но обеззвученный дом всегда громче. Ни одна живая душа не услышит. И это правильно, как надо – Эльда родилась девочкой».

Слезы, горячие, горькие, гадкие, стекают по лицу, тут же стираются тяжелым ливнем, низвергаемым откуда-то из-под потолка.

«Маленькое-нежное-теплое прижимается к щеке, цепко хватает за волосы, что-то бормочет. Больно. Слишком больно. Но Эльда не сдвинется с места, не позволит себе пошевелиться, только не сейчас. Пусть будет даже невыносимо, лишь бы не как на самом деле. На самом деле…»

«Я – это вы, неизвестные вам. Я – память, ваш покорный хозяин».

Она дрожит. Все тело ноет. Голову нестерпимо ломит от холода и тоски. Кто-то продолжает дергать за волосы. Эльда извивается, шарит по ванной взглядом.

По мокрому лицу беспрестанно текли тоненькие струйки. Можно ли быть уверенной, что дна ванны достигает водопроводная вода со слезами, или это слезы с водопроводной водой? Эльда открыла глаза.

«Все. Господи, все! Пожалуйста! Не надо. Не могу больше. Я просто не могу…»

Некстати вспомнилось, что обещала дяде Паше заглянуть на днях. «Что он там говорил? Антоновка в том году уродилась? Он ждет… Неужели ее еще кто-то ждет… Нехорошо… Ладно, зайти к нему, сказать, что больше не приду. Что ни к кому уже не приду. Никогда».

* * *

Хандра накрывала с головой. Дедок лежал ничком, уткнувшись носом в щель между сиденьем и спинкой дивана, и думал, что божий мир отречется от своего непутевого бога и будет прав. Оставался последний шаг, последний рывок, последняя крутая ступенька перед вершиной блаженного пьедестала, но проклятый человек внутри упорно не позволял принимать божественных решений, тыкал палкой в совесть и, когда она взбрыкивала, говорил, что «порядошные боги так и поступают». Дедок угрюмо бубнил: «Развелось тут, понимаешь ли, сам с собой без посторонних побыть не могу», но предпринимать что-либо уже не пытался, божественная энергия была на нуле.

В ванной запертый за подозрительную активность и на всякий случай некормленный кот сражался с клеенчатой розовой шторкой, усыпанной цветочками. Дедок мысленно распрощался с многочисленными тюбиками, рядком стоящими по краю ванны, и не сдвинулся с места.

Идиллию прервали шум и возня у крыльца. Раздался стук. Дедок решил, что если не подавать виду, само рассосется. В дверь ударилось что-то большое, с улицы долетели хриплые интонации – молящие и угрожающие. Дедок помедлил, собрался с силами и все же встал с дивана. Подумалось, что почти воскрес, тихонько рассмеялся в бороду, рассердился, ударил ни в чем не повинный диван и пошел открывать.

Распахнул дверь, на мокрых деревянных ступеньках, привалившись к витому столбику перил, сидела Эля, безжизненно свесив руки и вытянув ноги под дождь.

– Детонька! Да что ж это такое? Кто ж тебя в такую непроглядь на улицу-то выпустил?

– Сама…

– Ух ты тюх ты… Давай-ка… Во-о-от так. – Дедок подхватил гостью на руки, взбежал по ступенькам и юркнул под спасительный свод теплых комнат.

* * *

Эля, в свежей дедовой рубашке, укутанная в три шали, сидела в кресле-качалке, подтянув колени к груди, и смотрела на дымящуюся кружку в своих руках. Она, как кукла, позволила дедку сделать все, что требовалось, чтобы последствия ее сумасбродной прогулки были не слишком жестокими. Только однажды, когда он поставил на стол малиновое варенье, удивленно и печально проговорила:

– А антоновка как же…

Дедок тут же поставил перед ней вторую банку варенья. Эля смущенно спрятала лицо в пушистой шали. Дедок, уперев локти в стол и охватив ладонями щеки и подбородок, из-под полуприкрытых век гипнотизировал девушку, прятал в бороде глупо и неумолимо вырывающуюся наружу довольную улыбку и пытался поймать за хвост хоть одну завалящую мыслишку. Мыслишки разбегались яркой стайкой вспугнутых рыбок и формулироваться не хотели, дедок качался на волнах незнакомого-странного-приятного-потрясающего и млел, наслаждаясь видами. Эля думала: «Дура, куда ты со своим вареньем!» – Но заготовок лишала дедка с удовольствием, отдавая дань мастерству хозяйки. «Или хозяина?»

Молчали. В ванной снова загрохотало. Эля вздрогнула было, но дедок рассмеялся:

– Котенка подобрал. Озорует, негодник. – И она успокоилась, кивнула.

Мыслей не было, голова погрузилась в тяжелую пустоту. Краем глаза заметила пристальный взгляд, обращенный к ней. Улыбнулась, кивнула на планомерно пустеющие баночки варенья:

– С душой!

Дедок, словно услышав одному ему известный код, встрепенулся, вынырнул из перетекающего по кухне дурмана, подсобрался, мягко заговорил:

– Много у меня тебе есть что сказать, детонька.

– Не надо, я все решила.

– Решила так решила. Я ж не спорю. Только торопиться ведь теперь тебе некуда, так уж уважь, послушай.

Эля пристально на него посмотрела, выдохнула, склонила голову на плечо, повозилась, устраиваясь поудобнее, и, прикрыв глаза, приготовилась слушать.

– Вот ведь как получается, кто-то нужный всегда где-то рядом, просто мы не всегда успеваем его отыскать, не всегда в силах заметить.

Эля невольно фыркнула, виновато покосилась на гостеприимного хозяина, выпрямилась, насколько это было возможно в навевающем дремоту кресле, и обратила сосредоточенный взгляд на собеседника, всем своим видом показывая готовность внимательно слушать.

– Господь ближе, чем ты думаешь, Эля. Протяни руку – и ты коснешься его.

Он встал, неторопливо обошел стол, остановился в полуметре от нее, поглядел с высоты своего роста, ласково заглянул в глаза:

– Эльда… Эля… ты мне веришь?

Она неуверенно кивнула.

– Я помогу тебе. Я могу помочь. Одно лишь твое слово, Эля…

Он опустился на корточки, обратил ладонь к потолку, протянул ей, но не коснулся, выжидающе замер.

– Ты веришь мне, Эля?

Она зажмурилась, и ее пальчики птичкой вспорхнули в теплый, надежный, приглашающий капкан, тот мгновенно захлопнулся. Большой палец дедка вырисовывал круги по чувствительной коже жертвы, отвлекал, убаюкивал сознание:

– Пойдем, детонька, утро вечера мудренее. Сейчас тебе надо поспать, выпей-ка пустырничку напоследок, полегше станет.

Глава 44

Дедок рассказывает сказку

Полуденный зной давал команду «отбой». Дедок, безмятежно растянувшись на лавочке, вынесенной по такому случаю под яблоньку, грел свои старые косточки. Рядышком, на просушенном солнцем песочке, распластался разморенный жарой кот.

– Деда! Я пришел!

– Ух ты тюх ты, лес густой! – Дедок хотел было подскочить, но вовремя вспомнил, что над ним нависла яблонька, и решил не подниматься.

– Дед Паша! Ты спишь, что ли?!

– Что ты, мой ребенок, когда я днем спал-то? Это ж самая работа. В обед… В плюс тридцать пять! – Дедок приоткрыл один глаз и проворчал: – Прискакал, вампиреныш? А чего дедушке принес?

– Сказку? – Максим склонил голову набок, хитро прищурился, задумчиво