О чем молчит река - Изабель Ибаньез

Я свистнула, и он медленно и осторожно опустил меня. Когда мои ноги коснулись земли, Уит ослабил узел на моей талии. Его руки были сильными и уверенными, и я хотела, чтобы они исследовали мое тело.

– Это было прекрасно. – Я прокашлялась, придя в себя. – Gracias.

Уит улыбнулся. Одной из своих настоящих улыбок.

– Feliz Navidad, Инес.

Я снова прокашлялась.

– У меня тоже кое-что для тебя есть

– Да?

Не глядя ему в глаза, я наклонилась, подняла свою сумку и порылась в ней. Вытащила альбом для рисования и пролистала до середины. Один лист был аккуратно вырван, и на нем был набросок Уитфорда Хейза. Но не тот, который я нарисовала в «Гроппи» несколько недель назад. На этом рисунке Уит был изображен таким, каким я его всегда помнила. С прямым взглядом, эмоциями, скрытыми под поверхностью.

Я молча протянула ему рисунок.

Уит вытер руки о штаны и осторожно взял его у меня. Посмотрел мне в глаза. Его рот открылся и тут же закрылся. Как будто он не мог заставить себя выразить свои мысли.

– Спасибо, – хрипло пробормотал Уит. – Но вы его не подписали.

– Ой, – воскликнула я. – Я и забыла. У тебя есть ручка или карандаш?

Уит рассеянно кивнул, все еще не отрывая взгляда от рисунка.

– В кармане пиджака.

Я подошла к месту, где он его бросил, и порылась в карманах. Внутри было много всякой всячины. Перья для ручек, носовой платок, египетские монеты, складной нож. Уитфорд Хейз был готов ко всему.

Я продолжала рыться.

– Зачем тебе спички?

– На случай, если понадобится что-нибудь взорвать.

Усмехнувшись, я продолжила поиски. Мои пальцы наткнулись на что-то маленькое и гладкое. Охваченная любопытством, я вытащила предмет и с удивлением узнала пуговицу. Я потеряла ее на причале в свой первый день в Египте.

В день, когда я впервые встретила Уита.

Я молча показала ему пуговицу.

– Почему она у тебя?

Уит поднял взгляд и замер. Его лицо залил румянец.

– Я искала ее, – сказала я, нарушив тишину, когда стало ясно, что ответа от него не дождешься. – Зачем ты ее взял?

– Она оторвалась, – попытался оправдаться Уит.

Я ждала, чувствуя, что это еще не все.

Уит провел рукой по волосам и бросил на меня слегка раздраженный взгляд.

– Я не знаю, – наконец ответил он. – Ваша мать много рассказывала о вас, о книгах, которые вы читали, о ваших проделках над тетей и кузинами. Что вы любили есть, как сильно любили кофе. В тот день на причале я ожидал встретить кого-то, кого уже знал, но вы все равно удивили меня. А ваша дерзкая улыбка и ваш побег рассмешили меня.

По моему телу разлилось тепло.

– Я не мог заставить себя выбросить пуговицу… – Уит вздохнул, а затем тихо добавил: – Или вернуть ее.

Я покраснела, понимая, чего ему стоила такая откровенность со мной. Показать любые чувства по отношению ко мне. Не задумываясь, я сунула пуговицу в свой карман, но Уит протянул руку.

Я удивленно рассмеялась.

– Хочешь оставить ее себе?

Он молча кивнул.

Я протянула ему пуговицу. Дрожащими руками Уит аккуратно свернул свой подарок и убрал вместе с пуговицей в карман пиджака.

– И тебе счастливого Рождества, Уит.

Мои чувства к нему изменились, стали глубже, несмотря на все мои усилия. Мне было больно, что я не призналась ему, когда у меня была такая возможность. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не поцеловать его снова. На меня обрушилось разочарование. Теперь было слишком поздно. У Уита была невеста. Кто-то ждал его дома. И хотя мои чувства к нему стали глубже, он испытывал ко мне лишь влечение.

Влечение и рядом не стояло с любовью.

Я закашлялась. Мои глаза горели, а щеки пылали.

– Нам пора идти.

Но никто из нас не двинулся с места. Вокруг нас воцарилась тишина. Казалось, мы были единственными людьми на Филе. Во всем мире.

– Я помолвлен с десяти лет, – тихо сказал Уит. – Моя семья все устроила. Мы встречались всего два раза.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

Уит опустил голову, уставившись на носки своих поношенных ботинок. Затем вздохнул и встретился со мной взглядом.

– Вы правы. Это не имеет значения, никогда не имело.

Я с шумом выдохнула. Должна ли я почувствовать облегчение? Возможно.

– Мы всегда будем друзьями, Оливера.

С нарочитой аккуратностью Уит потянулся к моей руке. Его мозолистая ладонь царапнула мою кожу. Он переплел свои пальцы с моими, и я вздрогнула. Его взгляд потеплел, когда он медленно, очень медленно поднес мою руку к своим губам.

Уит запечатлел нежный долгий поцелуй на тыльной стороне моего запястья.

Я почувствовала его каждой клеточкой своего тела. Уит отпустил мою руку, а затем вывел из туннелей обратно на солнечный свет.

От его подарка мне стало только хуже.

Я присоединилась к команде после обеденной молитвы, но на этот раз разговор был скудным и неловким. Казалось, все чувствовали конфликт между мной и моим дядей. От жары мое льняное дорожное платье помялось, запачкалось краской и пылью. Это было мое официальное рабочее платье, а значит, я носила его почти каждый день. Я изо всех сил старалась оттереть самые крупные пятна по ночам, но следы пустыни не так легко отмыть.

Эльвира пришла бы в ужас.

Я остро скучала по своей кузине, мысли возвращались к ней чаще, чем я ожидала. Я знала, как проходят ее дни, хотя была за тридевять земель от нее. Завтрак ранним утром – без кофе, затем уроки. Перерыв на легкий обед и светские встречи с соседями. Поздний ужин и отход ко сну. Но мне всегда удавалось хотя бы ненамного вырваться из рутины, и Эльвира следовала моему примеру.

Маленькие приключения со смеющейся тенью, следующей за мной по пятам.

Жаль, я не догадалась взять с собой что-нибудь из ее вещей, хотя бы для того, чтобы чувствовать ее рядом. Чтобы мысленно видеть ее улыбку и слышать ее голос

Когда обед закончился, мой дядя и Абдулла тихо посовещались с мистером Финкаслом и Исадорой, а еще через минуту подозвали нас с Уитом, отойдя немного в сторону от лагеря.

– У тебя с собой вещи? – спросил у меня Tío Рикардо ровным голосом.

Я показала на свою сумку с альбомом для рисования, угольными карандашами и красками.

– Команда догадывается, что мы планируем сделать? – спросил Уит.

– Это должно было остаться тайной, – ответил Абдулла. – Поэтому, естественно, все знают.

– Отошлите их, – произнес грубый голос. Мистер Финкасл стоял в полутени между колоннами, обрамляющими внутренний